Cуровость жизни простого человека в Российской империи частично компенсировалась активной благотворительностью на социальные нужды – это было и почетно, и выгодно, и вполне соответствовало ценностям многих русских предпринимателей. Самыми крупными жертвователями были купцы и состоятельные мещане. С социальной помощью в империи было так себе, потому возможностей для благотворительности было хоть отбавляй (тем более, что за благодеяния в особо крупных масштабах можно было получить потомственное дворянство). Кто побогаче, строил и брал на содержание больницы и богадельни, меценаты попроще помогали адресно людям, попавшим в тяжелое положение или жертвовал на какие-нибудь приюты для самых уязвимых категорий вроде калек, подкидышей и сирот. Русский человек всегда помнил, от каких двух вещей в их стране нельзя зарекаться, поэтому много и охотно помогали также нищим и заключенным.
Встречались и довольно экзотичные способы вспомоществования ближним. Например, писатель и инженер-химик Б. Пантелеймонов в своих воспоминаниях рассказывал, как богатый лавочник, дядя одного из его сокурсников имел обыкновение массово приглашать к себе на именины студентов, где закармливал их до отвала. «Недостаточные», то есть, бедные студенты из простых семей тогда были одной из самых уязвимых категорий общества (вспомним Раскольникова) – после оплаты за обучение денег оставалось в обрез, а заработки на переводах или уроках позволяли только-только не помереть с голоду, так что даже один такой сытный ужин помогал продержаться.
Как и сегодня, были также и жертвователи, не желающие раздавать деньги неимущим просто так, но лишь на какую-то конкретную цель. Часто такая благотворительность совмещалась, согласно давней русской традиции, еще и с поминовением усопших родственников. Так, очень популярно было помогать «ночлежникам» - людям, не имевшим постоянной крыши над головой. Столичные ночлежные дома принимали к себе и нищих, бродяг и прочих обитателей городского дна, и новоприбывших в столицу искателей «места» с тощими кошельками, и временно впавших в нужду людей всякого сословия. Не всем из этой публики была по карману стандартная такса в 5 копеек (место на ночь плюс скромный ужин), потому каждый вечер на соседних с ночлежками улицах не было проходу от нищих, просящих «на ночлег». А. Бахтиаров в своем очерке о столичных пролетариях конца XIX века отмечает : «Случается, что в какой-нибудь счастливый день все ночлежники впускаются в приют бесплатно. Это бывает тогда, когда какой-нибудь благодетель внесет за них деньги: «на помин усопшей рабы Божией такой- то». При этом обозначается имя покойницы или покойника. В этом случае на стенах ночлежного дома вывешивается объявление «ночлег даровой-на помин рабы Божией N». Ложась спать, ночлежник не раз скажет: «помяни, Господи, душу усопшей рабы Твоей...» Пожертвования принимаются и натурой. Кто присылает чаю, кто булок и проч.- в пользу ночлежников. Все пожертвования вписываются в шнуровую книгу, с неизбежной припиской: «на помин раба Божьяго».» #российскаяимперия #историябыта
Встречались и довольно экзотичные способы вспомоществования ближним. Например, писатель и инженер-химик Б. Пантелеймонов в своих воспоминаниях рассказывал, как богатый лавочник, дядя одного из его сокурсников имел обыкновение массово приглашать к себе на именины студентов, где закармливал их до отвала. «Недостаточные», то есть, бедные студенты из простых семей тогда были одной из самых уязвимых категорий общества (вспомним Раскольникова) – после оплаты за обучение денег оставалось в обрез, а заработки на переводах или уроках позволяли только-только не помереть с голоду, так что даже один такой сытный ужин помогал продержаться.
Как и сегодня, были также и жертвователи, не желающие раздавать деньги неимущим просто так, но лишь на какую-то конкретную цель. Часто такая благотворительность совмещалась, согласно давней русской традиции, еще и с поминовением усопших родственников. Так, очень популярно было помогать «ночлежникам» - людям, не имевшим постоянной крыши над головой. Столичные ночлежные дома принимали к себе и нищих, бродяг и прочих обитателей городского дна, и новоприбывших в столицу искателей «места» с тощими кошельками, и временно впавших в нужду людей всякого сословия. Не всем из этой публики была по карману стандартная такса в 5 копеек (место на ночь плюс скромный ужин), потому каждый вечер на соседних с ночлежками улицах не было проходу от нищих, просящих «на ночлег». А. Бахтиаров в своем очерке о столичных пролетариях конца XIX века отмечает : «Случается, что в какой-нибудь счастливый день все ночлежники впускаются в приют бесплатно. Это бывает тогда, когда какой-нибудь благодетель внесет за них деньги: «на помин усопшей рабы Божией такой- то». При этом обозначается имя покойницы или покойника. В этом случае на стенах ночлежного дома вывешивается объявление «ночлег даровой-на помин рабы Божией N». Ложась спать, ночлежник не раз скажет: «помяни, Господи, душу усопшей рабы Твоей...» Пожертвования принимаются и натурой. Кто присылает чаю, кто булок и проч.- в пользу ночлежников. Все пожертвования вписываются в шнуровую книгу, с неизбежной припиской: «на помин раба Божьяго».» #российскаяимперия #историябыта
Русские дворяне «Золотого века» Екатерины Великой знали толк в понтах. Дорогущие наряды, обилие бриллиантов и тысячные карточные долги считались вполне обычным делом для родовитого человека, как и обилие челяди.
В Москве и Санкт-Петербурге дворянину появиться без свиты рабов было просто неприлично. Обязательным минимумом был так называемый «букет»: «…так называли трех людей, которые становились сзади: лакей выездной в ливрее, по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейных цветов, опоясанный турецкою шалью и с белою чалмой на голове. Кроме того, пред каретой бежали два скорохода, тоже в ливреях и в высоких шапках. Так выезжали только в торжественных случаях, когда нужен был парад, а когда ездили запросто, то скороходов не брали, на запятках был только лакей да арап, и ездили не в шесть лошадей, а только в четыре, но тоже в шорах, и это значило ехать запросто" (Д. Благово, «Рассказы бабушки»). На балу тех времен также неприлично было появиться без соответствующей свиты: «На каждом празднике – целая стая слуг различных наций: здесь были негры в желтых куртках с белыми тюрбанами на головах, русские одеты были в кафтаны, подпоясанные пестрыми кушаками, на головах высокие гренадерские шапки; все они или бегали и метались как угорелые, или стояли как столбы до тех пор, пока их громко не позовут; между ними были карлики и гайдуки чуть не саженного роста, и почти у каждого барина за спиной стоял шут, забавлявший общество своими дурачествами и по временам отпускающий и самые злые остроты насчет самого барина и его гостей.» (М. Пыляев, «Старая Москва»).
Свободные от службы, многие богатые дворяне часто пускались в разнообразные выдумки и устраивали из своей жизни целые представления. М. Пыляев пишет: «Большой почет в старое время вселяли к себе все богачи-помещики. Дома таких господ кишели прислужниками, приставленными к разным должностям. Например, у богатого помещика Головина их было около трехсот …Отправляясь зимою в Москву, он был всегда сопровождаем чрезвычайно пышным поездом, в котором находилось до 70 лошадей и около 20 различных экипажей. Впереди всего везли чудотворную икону Владимирской Божией Матери в золоченой карете, с утвержденным внутри фонарем, в сопровождении крестов и священника. Затем следовал барин с барыней в особенных шестиместных фаэтонах, запряженных парадным цугом в восемь лошадей. Дочери ехали в четырехместных каретах в шесть лошадей; молодые господа – в открытых колясках или санях, в четыре лошади.… Барские барыни и сенные девицы ехали в бричках и кибитках. Канцелярия, гардероб, буфет, кухня были отправляемы в особых фурах. Двадцать богато одетых верховых егерей оберегали этот затейливый поезд. При жене этого помещика находились безотлучно пара уродливых карликов и ученый гуслист, ловкий, видный и красивый мужчина, природный черкес, вывезенный из Кавказа.»
Отчего же у дворян была охота и возможность содержать такую прорву народа? Все дело в дешевизне тогдашнего быта, за исключением покупных предметов роскоши. Тот же Д. Благово пишет: «Людей в домах держали тогда премножество…едва ли в больших домах бывало не по двести человек прислуги, ежели не более. Теперь и самой-то не верится, куда такое множество народа держать, а тогда так было принято, и ведь казалось же, что иначе и быть не могло. Это, я думаю, потому, что все было свое: и хлеб, и живность, и все припасы, все привозилось из деревень; всего заготовляли помногу, стало быть, и содержание стоило недорого.»
Время и реформы «сверху» сделало русских дворян более культурными и образованными, уже поколение Пушкина даже подумать не могло о том, чтоб водить с собой на балы «дур и дураков». Однако среди провинциального дворянства традиция сохранять обширную дворню и разного рода «чесальщиц пяток» кое-где сохранилась вплоть до освобождения крестьян в 1861, когда люди, наконец, перестали быть бесплатным ресурсом. #российскаяимперия
В Москве и Санкт-Петербурге дворянину появиться без свиты рабов было просто неприлично. Обязательным минимумом был так называемый «букет»: «…так называли трех людей, которые становились сзади: лакей выездной в ливрее, по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейных цветов, опоясанный турецкою шалью и с белою чалмой на голове. Кроме того, пред каретой бежали два скорохода, тоже в ливреях и в высоких шапках. Так выезжали только в торжественных случаях, когда нужен был парад, а когда ездили запросто, то скороходов не брали, на запятках был только лакей да арап, и ездили не в шесть лошадей, а только в четыре, но тоже в шорах, и это значило ехать запросто" (Д. Благово, «Рассказы бабушки»). На балу тех времен также неприлично было появиться без соответствующей свиты: «На каждом празднике – целая стая слуг различных наций: здесь были негры в желтых куртках с белыми тюрбанами на головах, русские одеты были в кафтаны, подпоясанные пестрыми кушаками, на головах высокие гренадерские шапки; все они или бегали и метались как угорелые, или стояли как столбы до тех пор, пока их громко не позовут; между ними были карлики и гайдуки чуть не саженного роста, и почти у каждого барина за спиной стоял шут, забавлявший общество своими дурачествами и по временам отпускающий и самые злые остроты насчет самого барина и его гостей.» (М. Пыляев, «Старая Москва»).
Свободные от службы, многие богатые дворяне часто пускались в разнообразные выдумки и устраивали из своей жизни целые представления. М. Пыляев пишет: «Большой почет в старое время вселяли к себе все богачи-помещики. Дома таких господ кишели прислужниками, приставленными к разным должностям. Например, у богатого помещика Головина их было около трехсот …Отправляясь зимою в Москву, он был всегда сопровождаем чрезвычайно пышным поездом, в котором находилось до 70 лошадей и около 20 различных экипажей. Впереди всего везли чудотворную икону Владимирской Божией Матери в золоченой карете, с утвержденным внутри фонарем, в сопровождении крестов и священника. Затем следовал барин с барыней в особенных шестиместных фаэтонах, запряженных парадным цугом в восемь лошадей. Дочери ехали в четырехместных каретах в шесть лошадей; молодые господа – в открытых колясках или санях, в четыре лошади.… Барские барыни и сенные девицы ехали в бричках и кибитках. Канцелярия, гардероб, буфет, кухня были отправляемы в особых фурах. Двадцать богато одетых верховых егерей оберегали этот затейливый поезд. При жене этого помещика находились безотлучно пара уродливых карликов и ученый гуслист, ловкий, видный и красивый мужчина, природный черкес, вывезенный из Кавказа.»
Отчего же у дворян была охота и возможность содержать такую прорву народа? Все дело в дешевизне тогдашнего быта, за исключением покупных предметов роскоши. Тот же Д. Благово пишет: «Людей в домах держали тогда премножество…едва ли в больших домах бывало не по двести человек прислуги, ежели не более. Теперь и самой-то не верится, куда такое множество народа держать, а тогда так было принято, и ведь казалось же, что иначе и быть не могло. Это, я думаю, потому, что все было свое: и хлеб, и живность, и все припасы, все привозилось из деревень; всего заготовляли помногу, стало быть, и содержание стоило недорого.»
Время и реформы «сверху» сделало русских дворян более культурными и образованными, уже поколение Пушкина даже подумать не могло о том, чтоб водить с собой на балы «дур и дураков». Однако среди провинциального дворянства традиция сохранять обширную дворню и разного рода «чесальщиц пяток» кое-где сохранилась вплоть до освобождения крестьян в 1861, когда люди, наконец, перестали быть бесплатным ресурсом. #российскаяимперия
Чем мог развлечь приличную девушку мужчина средней руки начала XX века помимо чинных прогулок и стихов под луной? Подсластить знакомство можно было в кондитерских и кафе, приличных для барышни, духовную пищу обеспечивал синематограф, а для самых активных в начале века в Российской империи повсюду открывались скейтинг-ринги - специальные площадки для катания на роликах.
Это был вполне легальный и приличный способ сойтись поближе с барышней – тут и близкий телесный контакт, недопустимый в иных условиях по правилам приличия, и возможность показать свою ловкость, и яркие, захватывающие дух впечатления… К тому же скейтинг-ринг тех времен был вовсе не спортплощадкой для выделывающих трюки подростков, а настоящим заведением для отдыха. На поле хозяйничали «маршалы поля» - наблюдатели и инструкторы в одном лице (в Санкт-Петербурге их доход вместе с чаевыми от состоятельных клиентов мог доходить до 1000 рублей в месяц!) Ролики можно было получить на входе и легко надеть или снять, как и коньки, а после катаний можно было отдохнуть в очень приличных условиях, а в некоторых заведениях даже и с шиком. Например, в одном из первых таких столичных заведений ‘American Roller Ring’ сам роликовый трек – сердце заведения был окаймлен широким, красиво украшенным холлом с фонтаном и тропическими растениями, где были оборудованы так называемыми кабинеты в греческом стиле. Накатавшиеся граждане могли передохнуть там на легких плетеных креслах, заказав по желанию закуски, прохладительные напитки или что-нибудь покрепче.
Крупные скейтинг-ринги привлекали не только катающуюся молодежь, но и более солидных людей, которые предпочитали сидеть в «кабинетах» и решать там свои вопросы. Какому-нибудь генералу или высшему сановнику посещение этой Мекки для роллеров было не совсем приличным, но зато там можно было встретить крупных купцов и разного рода деловых людей – обстановка располагала.
Столичную моду очень быстро перенимали другие города империи, вот например, что пишет Валентин Катаев в своих воспоминаниях о скейтинг-ринге Одессы и о той атмосфере, которая там витала:
«…Но это оказалась не только детская забава. Почти одновременно с детьми ею завладели взрослые господа и дамы, превратившие катание на роликовых коньках в некое вечернее, даже ночное развлечение вроде кафешантана. Появилось новое, самое модное слово «скетинг-ринг», в понимании нашем, мальчиков и девочек, звучавшее как-то даже не совсем прилично, даже порочно.
Скетинг-ринг представлял собою асфальтовый каток в специальном закрытом помещении, у входа в который вечером зажигались гелиотроповые электрические фонари и на жаркую улицу вылетали зазывающие звуки матчиша, в которых тоже чудилось нечто порочное.
Туда ходили молодые богатые господа и дамы с роликовыми коньками в руках, иные подкатывали на лихачах, и мы, мальчики, смутно догадывались, что дело тут не только в катании на роликовых коньках.
Разумеется, я ни разу в жизни не был в скетинг-ринге и не видел, что там делается. По слухам, там мужчины и женщины танцевали на роликах вальс, прижимаясь друг к другу, а позже, ближе к полуночи, откалывали «ой-ра, ой-ра!» и кекуок, а вокруг асфальтовой площадки, за деревянными барьерами с бархатным валиком, возвышались столики, покрытые крахмальными скатертями, возле которых на специальных подставках блестели запотевшие серебряные ведра с битым льдом, откуда выглядывали золотые горлышки шампанского «редерер».
Ни от этих ли заведений пошло выражение «подкатить к барышне»?...
#историябыта #российскаяимперия
Это был вполне легальный и приличный способ сойтись поближе с барышней – тут и близкий телесный контакт, недопустимый в иных условиях по правилам приличия, и возможность показать свою ловкость, и яркие, захватывающие дух впечатления… К тому же скейтинг-ринг тех времен был вовсе не спортплощадкой для выделывающих трюки подростков, а настоящим заведением для отдыха. На поле хозяйничали «маршалы поля» - наблюдатели и инструкторы в одном лице (в Санкт-Петербурге их доход вместе с чаевыми от состоятельных клиентов мог доходить до 1000 рублей в месяц!) Ролики можно было получить на входе и легко надеть или снять, как и коньки, а после катаний можно было отдохнуть в очень приличных условиях, а в некоторых заведениях даже и с шиком. Например, в одном из первых таких столичных заведений ‘American Roller Ring’ сам роликовый трек – сердце заведения был окаймлен широким, красиво украшенным холлом с фонтаном и тропическими растениями, где были оборудованы так называемыми кабинеты в греческом стиле. Накатавшиеся граждане могли передохнуть там на легких плетеных креслах, заказав по желанию закуски, прохладительные напитки или что-нибудь покрепче.
Крупные скейтинг-ринги привлекали не только катающуюся молодежь, но и более солидных людей, которые предпочитали сидеть в «кабинетах» и решать там свои вопросы. Какому-нибудь генералу или высшему сановнику посещение этой Мекки для роллеров было не совсем приличным, но зато там можно было встретить крупных купцов и разного рода деловых людей – обстановка располагала.
Столичную моду очень быстро перенимали другие города империи, вот например, что пишет Валентин Катаев в своих воспоминаниях о скейтинг-ринге Одессы и о той атмосфере, которая там витала:
«…Но это оказалась не только детская забава. Почти одновременно с детьми ею завладели взрослые господа и дамы, превратившие катание на роликовых коньках в некое вечернее, даже ночное развлечение вроде кафешантана. Появилось новое, самое модное слово «скетинг-ринг», в понимании нашем, мальчиков и девочек, звучавшее как-то даже не совсем прилично, даже порочно.
Скетинг-ринг представлял собою асфальтовый каток в специальном закрытом помещении, у входа в который вечером зажигались гелиотроповые электрические фонари и на жаркую улицу вылетали зазывающие звуки матчиша, в которых тоже чудилось нечто порочное.
Туда ходили молодые богатые господа и дамы с роликовыми коньками в руках, иные подкатывали на лихачах, и мы, мальчики, смутно догадывались, что дело тут не только в катании на роликовых коньках.
Разумеется, я ни разу в жизни не был в скетинг-ринге и не видел, что там делается. По слухам, там мужчины и женщины танцевали на роликах вальс, прижимаясь друг к другу, а позже, ближе к полуночи, откалывали «ой-ра, ой-ра!» и кекуок, а вокруг асфальтовой площадки, за деревянными барьерами с бархатным валиком, возвышались столики, покрытые крахмальными скатертями, возле которых на специальных подставках блестели запотевшие серебряные ведра с битым льдом, откуда выглядывали золотые горлышки шампанского «редерер».
Ни от этих ли заведений пошло выражение «подкатить к барышне»?...
#историябыта #российскаяимперия
Современный рынок крафтового кофе для народа настолько переполнен, что никого не удивляют дополнительные услуги вроде собственной обжарки или помоле при покупателе. А, между прочим, такие же услугами заманивали к себе посетителей кофейные торговцы еще в начале XX века!
Сегодня кофе пьют все, от таксистов до министров, а в старые времена он требовал определенной культуры питья и считался в народе «барской напитком», но интерес к нему, тем не менее, был высок. Самыми "кофейными" городами были Санкт-Петербург и Одесса – крупные торговые города с обилием иностранцев. Безусловно, знали толк в этом напитке и жители запада империи (финны, поляки, прибалты). Конечно, кофе не стал таким популярным национальным напитком, как чай или сбитень, но, судя по объявлению, к началу позапрошлого века этот продукт был уже не дорогой диковиной, на которую можно было полюбоваться лишь в витрине колониального магазина, но уже был вполне привычным напитком для среднего класса.
Сегодня кофе пьют все, от таксистов до министров, а в старые времена он требовал определенной культуры питья и считался в народе «барской напитком», но интерес к нему, тем не менее, был высок. Самыми "кофейными" городами были Санкт-Петербург и Одесса – крупные торговые города с обилием иностранцев. Безусловно, знали толк в этом напитке и жители запада империи (финны, поляки, прибалты). Конечно, кофе не стал таким популярным национальным напитком, как чай или сбитень, но, судя по объявлению, к началу позапрошлого века этот продукт был уже не дорогой диковиной, на которую можно было полюбоваться лишь в витрине колониального магазина, но уже был вполне привычным напитком для среднего класса.
Интересно посмотреть, как менялось отношение к пиратам в античном мире.
Например, в Древней Греции это было вполне приличное мужское занятие, нечто вроде дополнительной подработки, а также возможность слегка размяться. Это неудивительно, если вспомнить, что для жителей большинства греческих полисов приличными считались два занятия: война и политика. Практически любой «мирный» торговец мог при случае напасть на чужой корабль, показавшийся ему аппетитной добычей, и это не считалось чем-то безнравственным, да и со сбытом награбленного проблем не возникало.
Особенно выгодно было нападать на вражеские поселения с моря, быстро грабить и отчаливать. Конечно, в любой момент можно было получить «ответку» от соседей, так что удачливый грабитель мог через некоторое время стать уже жертвой. Кто-то договаривался с потенциальными разбойниками и платил регулярный выкуп за свою безопасность, кто-то объединялся в союзы, чтобы вместе нападать на соседей или же наоборот, эффективней обороняться от них – в общем, ничего личного, просто бизнес.
В начале первого века до н.э пираты уже кишели по всему Средиземному морю. Кроме греков с их пиратскими традициями этим промыслом занимались еще множество других народов, чаще всего самые грозные морские банды возникали на тех территориях, где не было твердой верховной власти. Пираты обладали огромной мощью и вели себя весьма вызывающе. Им был свойственен даже определенный бандитский шик – это были далеко не грязные оборванцы. Так, Плутарх пишет, что они выезжали не иначе как «выставляя на показ вызолоченные кормовые мачты кораблей, пурпурные занавесы и оплавленные в серебро весла, пираты словно издевались над своими жертвами и кичились своими злодеяниями». . Об уровне их морали можно понять из описания их «шуток» над некоторыми пленниками: «Когда какой-нибудь пленник кричал, что он римлянин, и называл свое имя, они, притворяясь испуганными и смущёнными, хлопали себя по бёдрам и, становясь на колени, умоляли о прощении. Несчастный пленник верил им, видя их униженные просьбы. Затем одни надевали ему башмаки, другие облачали в тогу, для того-де, чтобы опять не ошибиться. Вдоволь поиздевавшись над ним таким образом и насладившись его муками, они, наконец, спускали среди моря сходни и приказывали высаживаться, желая счастливого пути, если же несчастный отказывался, то его сталкивали за борт и топили.»
Морские бандиты вели себя настолько вызывающе, что серьезно поссорились с Древним Римом. Они не только постоянно грабили его города, разрушали храмы и брали в плен значительных людей. Пираты покушались на самое святое – суда, нагруженные зерном из провинций и идущие в столицу со множеством голодных ртов, которая не могла сама обеспечить продовольствием свое население. Средиземноморские «джентльмены удачи», безнаказанно хозяйничавшие на этих маршрутах, не только взвинчивали цены на продовольствие, но иногда и полностью оставляли столицу без хлеба, что было чревато бунтами. Поэтому в Древнем Риме главарей пиратов наказывали очень жестко, периодически устраивая крупные военные зачистки особо обнаглевших. Самой известной такой операцией считается пиратская война Помпея 67 г до н.э., в результате которой Средиземное море было зачищено, главари уничтожены, награбленное имущество захвачено, а сдавшиеся в плен пираты расселены в безопасной пропорции подальше от моря.
#античныймир
Например, в Древней Греции это было вполне приличное мужское занятие, нечто вроде дополнительной подработки, а также возможность слегка размяться. Это неудивительно, если вспомнить, что для жителей большинства греческих полисов приличными считались два занятия: война и политика. Практически любой «мирный» торговец мог при случае напасть на чужой корабль, показавшийся ему аппетитной добычей, и это не считалось чем-то безнравственным, да и со сбытом награбленного проблем не возникало.
Особенно выгодно было нападать на вражеские поселения с моря, быстро грабить и отчаливать. Конечно, в любой момент можно было получить «ответку» от соседей, так что удачливый грабитель мог через некоторое время стать уже жертвой. Кто-то договаривался с потенциальными разбойниками и платил регулярный выкуп за свою безопасность, кто-то объединялся в союзы, чтобы вместе нападать на соседей или же наоборот, эффективней обороняться от них – в общем, ничего личного, просто бизнес.
В начале первого века до н.э пираты уже кишели по всему Средиземному морю. Кроме греков с их пиратскими традициями этим промыслом занимались еще множество других народов, чаще всего самые грозные морские банды возникали на тех территориях, где не было твердой верховной власти. Пираты обладали огромной мощью и вели себя весьма вызывающе. Им был свойственен даже определенный бандитский шик – это были далеко не грязные оборванцы. Так, Плутарх пишет, что они выезжали не иначе как «выставляя на показ вызолоченные кормовые мачты кораблей, пурпурные занавесы и оплавленные в серебро весла, пираты словно издевались над своими жертвами и кичились своими злодеяниями». . Об уровне их морали можно понять из описания их «шуток» над некоторыми пленниками: «Когда какой-нибудь пленник кричал, что он римлянин, и называл свое имя, они, притворяясь испуганными и смущёнными, хлопали себя по бёдрам и, становясь на колени, умоляли о прощении. Несчастный пленник верил им, видя их униженные просьбы. Затем одни надевали ему башмаки, другие облачали в тогу, для того-де, чтобы опять не ошибиться. Вдоволь поиздевавшись над ним таким образом и насладившись его муками, они, наконец, спускали среди моря сходни и приказывали высаживаться, желая счастливого пути, если же несчастный отказывался, то его сталкивали за борт и топили.»
Морские бандиты вели себя настолько вызывающе, что серьезно поссорились с Древним Римом. Они не только постоянно грабили его города, разрушали храмы и брали в плен значительных людей. Пираты покушались на самое святое – суда, нагруженные зерном из провинций и идущие в столицу со множеством голодных ртов, которая не могла сама обеспечить продовольствием свое население. Средиземноморские «джентльмены удачи», безнаказанно хозяйничавшие на этих маршрутах, не только взвинчивали цены на продовольствие, но иногда и полностью оставляли столицу без хлеба, что было чревато бунтами. Поэтому в Древнем Риме главарей пиратов наказывали очень жестко, периодически устраивая крупные военные зачистки особо обнаглевших. Самой известной такой операцией считается пиратская война Помпея 67 г до н.э., в результате которой Средиземное море было зачищено, главари уничтожены, награбленное имущество захвачено, а сдавшиеся в плен пираты расселены в безопасной пропорции подальше от моря.
#античныймир
Современный офисный работник может радоваться новогодним праздникам на законных основаниях. Предпраздничная беготня сменяется чередой застолий, салатов, утренников и практически всегда остается время для расслабления. А вот служащие дореволюционных времен далеко не всегда могли позволить себе провести это время на диване или в узком семейном кругу. К простым праздничным радостям примешивалась целая куча формальностей и обязательств, самыми утомительными из которых были визиты.
Вот как иронически описал эту повинность Чехов в рассказе с говорящим названием «Новогодняя пытка»: «Вы облачаетесь во фрачную пару, нацепляете на шею Станислава, если таковой у вас имеется, прыскаете платок духами, закручиваете штопором усы — и всё это с такими злобными, порывистыми движениями, как будто одеваете не себя самого, а своего злейшего врага. — А, чёрррт подери! — бормочете вы сквозь зубы. — Нет покоя ни в будни, ни в праздники! На старости лет мычешься, как ссобака! Почтальоны живут покойнее! Возле вас стоит ваша, с позволения сказать, подруга жизни, Верочка, и егозит: — Ишь что выдумал: визитов не делать! Я согласна, визиты — глупость, предрассудок, их не следует делать, но если ты осмелишься остаться дома, то, клянусь, я уйду, уйду... навеки уйду! Сию же минуту уезжай! Вот тебе списочек... У всех побывай, кто здесь записан! …»
Причем в этом рассказе Чехов описывает так называемые «дружеские», то есть неофициальные или полуофициальные визиты к родне и более-менее знакомым людям. В Российской империи, пронизанной духом чинопочитания, крупные праздники типа Пасхи или Нового года были еще и обязательным поводом для выражения почтения начальству.
Хорошо изображено это в воспоминаниях философа и адвоката В. Танеева: «Несколько раз в год чиновники хозяйственного отделения являлись к нам в дом поздравить отца... Они приезжали на нескольких извозчиках с делопроизводителем во главе. Извозчики занимали значительную часть площади, на которой стоял наш дом. Чиновники наполняли у нас всю небольшую залу. Они были в мундирах и с треугольными шляпами в руках. Они не смели садиться. Делопроизводитель выстраивал их в ряд, и они ждали, когда отец выйдет из кабинета. Он выходил одетый, красивый, величественный. Руки он им не подавал. Всем говорил “ты”, кроме делопроизводителя, да и за делопроизводителя я не могу ручаться. Делопроизводитель представлял чиновников и поздравлял от имени всех. Чиновники вторили ему, мычали несколько слов хором. Представление и поздравление продолжалось две-три минуты. Иногда отец говорил чиновникам краткую речь, из содержания которой они могли усмотреть, что они должны “стараться”. Отец удалял их торжественным поклоном и жестом правой руки и скрывался в кабинете. Они кланялись, теснились в передней и уезжали опять попарно на своих извозчиках». Отказаться от таких визитов, в отличие от современных корпоративов было немыслимо – это считалось неуважением и могло серьезно подпортить служебные перспективы.
#российскаяимперия #историябыта
Вот как иронически описал эту повинность Чехов в рассказе с говорящим названием «Новогодняя пытка»: «Вы облачаетесь во фрачную пару, нацепляете на шею Станислава, если таковой у вас имеется, прыскаете платок духами, закручиваете штопором усы — и всё это с такими злобными, порывистыми движениями, как будто одеваете не себя самого, а своего злейшего врага. — А, чёрррт подери! — бормочете вы сквозь зубы. — Нет покоя ни в будни, ни в праздники! На старости лет мычешься, как ссобака! Почтальоны живут покойнее! Возле вас стоит ваша, с позволения сказать, подруга жизни, Верочка, и егозит: — Ишь что выдумал: визитов не делать! Я согласна, визиты — глупость, предрассудок, их не следует делать, но если ты осмелишься остаться дома, то, клянусь, я уйду, уйду... навеки уйду! Сию же минуту уезжай! Вот тебе списочек... У всех побывай, кто здесь записан! …»
Причем в этом рассказе Чехов описывает так называемые «дружеские», то есть неофициальные или полуофициальные визиты к родне и более-менее знакомым людям. В Российской империи, пронизанной духом чинопочитания, крупные праздники типа Пасхи или Нового года были еще и обязательным поводом для выражения почтения начальству.
Хорошо изображено это в воспоминаниях философа и адвоката В. Танеева: «Несколько раз в год чиновники хозяйственного отделения являлись к нам в дом поздравить отца... Они приезжали на нескольких извозчиках с делопроизводителем во главе. Извозчики занимали значительную часть площади, на которой стоял наш дом. Чиновники наполняли у нас всю небольшую залу. Они были в мундирах и с треугольными шляпами в руках. Они не смели садиться. Делопроизводитель выстраивал их в ряд, и они ждали, когда отец выйдет из кабинета. Он выходил одетый, красивый, величественный. Руки он им не подавал. Всем говорил “ты”, кроме делопроизводителя, да и за делопроизводителя я не могу ручаться. Делопроизводитель представлял чиновников и поздравлял от имени всех. Чиновники вторили ему, мычали несколько слов хором. Представление и поздравление продолжалось две-три минуты. Иногда отец говорил чиновникам краткую речь, из содержания которой они могли усмотреть, что они должны “стараться”. Отец удалял их торжественным поклоном и жестом правой руки и скрывался в кабинете. Они кланялись, теснились в передней и уезжали опять попарно на своих извозчиках». Отказаться от таких визитов, в отличие от современных корпоративов было немыслимо – это считалось неуважением и могло серьезно подпортить служебные перспективы.
#российскаяимперия #историябыта
Поклонники «Гарри Поттера» наверняка помнят садистское наказание героя, упомянутое в одной из книг серии, где подростка заставили буквально собственной кровью десятки раз переписать «поучительные» строчки. Видимо, Роулинг вдохновило на этот сюжетный ход описание старых (а кое-где и до сих пор актуальных) школьных наказаний. Британская школьная система вообще отличалась особой строгостью. Викторианцы подняли бы вас на смех, если б вы заговорили о каких-то правах и чувствах ребенка, или начали рассказывать о современных приемах воспитания. В ту эпоху ребенок изначально считался заготовкой, не совсем полноценным и диковатым, излишне витальным существом, а учителям надлежало помимо передачи знаний еще и как следует обтесать его и выбить всю дурь, воспитав в итоге приличного члена общества, стойко переносящего невзгоды, богобоязненного и твердо усвоившего правила хорошего тона.
До закона 1870 года о всеобщем обучении детей до 10 лет образование и «обтесывание» было привилегией аристократии и среднего класса, у которых хватало денег и связей, чтоб устроить отпрыска в какой-нибудь Итон или другие приличные школы. Чем элитней было обучение в таком заведении, чем больше там лупили и меньше воли давали ученикам – детство многих будущих лордов было отнюдь не сладким.
После того, как обучение стало обязательным для всех, понадобилось выработать систему, позволяющую удерживать большие коллективы детей в подчинении и в состоянии, пригодным для впихивания знаний. Учителей часто не хватало, потому в классе могло одновременно находиться до 80 человек, чтобы привлечь их внимание, ему даже приходилось брать в руки колотушку. Причем на одной лавке рядом часто сидели сын богобоязненного ремесленника и отпрыск какого-нибудь местного пьяницы – чтобы вышел толк, такую разнокалиберную публику нужно было заставить повиноваться преподавателю.
Для этого в помощь учителям составлялись предписания, как и за что наказывать нерадивых учеников. Например, за старую добрую стрельбу шариками из промокашки следовало «поставить ученика на колени на полчаса на каменный пол, с руками за головой. Если он сядет на пятки или начнет наклоняться вперед или назад от неудобности позы, немедленно заставить его выпрямиться», за пропуск воскресной (церковной) школы – полагалась порка ремнем, за пропуск занятий или опоздание – битье линейкой по пальцам. Редкий день в классе не свистела розга, причем для девочек полагались те даже самые наказания, и этими педагогическими приемами дамы-учительницы владели не хуже мужчин.
Слишком подвижных и ерзающих во время уроков «успокаивали» привязыванием между локтей и пинкой стула специальной линейки, заставлявшей их сидеть смирно и поневоле прислушиваться к словам учителя.
В воспитательных целях также поощрялся буллинг: плохо выучившим уроки привязывали на руку или грудь табличку с надписью «Тупица», «Лентяй», или же заставляли ходить в клоунском колпаке, либо надевали на голову карикатурные ослиные уши.
И да, вышеупомянутое писание строчек, как и оставление без обеда после уроков считалось одним из самых мягких наказаний, хотя и самым нудным. В оригинальном варианте дети должны были сто раз написать под копирку что-нибудь нравоучительное, вроде «Чтобы мне ослом не стать, считать я буду и писать!».
#великобритания #историяобразования #ихнравы
До закона 1870 года о всеобщем обучении детей до 10 лет образование и «обтесывание» было привилегией аристократии и среднего класса, у которых хватало денег и связей, чтоб устроить отпрыска в какой-нибудь Итон или другие приличные школы. Чем элитней было обучение в таком заведении, чем больше там лупили и меньше воли давали ученикам – детство многих будущих лордов было отнюдь не сладким.
После того, как обучение стало обязательным для всех, понадобилось выработать систему, позволяющую удерживать большие коллективы детей в подчинении и в состоянии, пригодным для впихивания знаний. Учителей часто не хватало, потому в классе могло одновременно находиться до 80 человек, чтобы привлечь их внимание, ему даже приходилось брать в руки колотушку. Причем на одной лавке рядом часто сидели сын богобоязненного ремесленника и отпрыск какого-нибудь местного пьяницы – чтобы вышел толк, такую разнокалиберную публику нужно было заставить повиноваться преподавателю.
Для этого в помощь учителям составлялись предписания, как и за что наказывать нерадивых учеников. Например, за старую добрую стрельбу шариками из промокашки следовало «поставить ученика на колени на полчаса на каменный пол, с руками за головой. Если он сядет на пятки или начнет наклоняться вперед или назад от неудобности позы, немедленно заставить его выпрямиться», за пропуск воскресной (церковной) школы – полагалась порка ремнем, за пропуск занятий или опоздание – битье линейкой по пальцам. Редкий день в классе не свистела розга, причем для девочек полагались те даже самые наказания, и этими педагогическими приемами дамы-учительницы владели не хуже мужчин.
Слишком подвижных и ерзающих во время уроков «успокаивали» привязыванием между локтей и пинкой стула специальной линейки, заставлявшей их сидеть смирно и поневоле прислушиваться к словам учителя.
В воспитательных целях также поощрялся буллинг: плохо выучившим уроки привязывали на руку или грудь табличку с надписью «Тупица», «Лентяй», или же заставляли ходить в клоунском колпаке, либо надевали на голову карикатурные ослиные уши.
И да, вышеупомянутое писание строчек, как и оставление без обеда после уроков считалось одним из самых мягких наказаний, хотя и самым нудным. В оригинальном варианте дети должны были сто раз написать под копирку что-нибудь нравоучительное, вроде «Чтобы мне ослом не стать, считать я буду и писать!».
#великобритания #историяобразования #ихнравы
Forwarded from Дамскiй Журналъ
Никто не отрицает, что домашний труд наших прабабок был весьма нелегким, иногда в прямом смысле этого слова. Взять хотя бы глажку. В современных условиях если женщина ею и заморачивается, то при использовании современных утюгов на нее тратится около 120 ккал/час, к тому процесс можно совместить с просмотром сериала. А ведь еще сто лет назад глажка была настоящим испытанием.
Если до второй половины XIX века мини-утюжки и разные хитрые приборы использовались только для приведения в порядок нарядов «чистой публики» и пользовалась ими только домашняя прислуга и швеи, то ближе к концу столетия утюги потихоньку входят в быт простых людей. В это время одежда для простонародья становится больше похожей на барскую, появляется огромное количество недорогих и доступных тканей и выкроек, из которых можно было шить различные юбки и кофты, в том числе и со всякими «финтифлюшками».
В последнюю очередь утюги пришли в дома крестьян, до этого глажка явно не входил в приоритеты традиционной русской хозяйки. Все ее время поглощали полевые работы и уход за скотом, во многих семьях и полы-то мылись несколько раз в год к церковным праздникам, мало у кого даже в состоятельных семьях было постельное белье, так что глажкой пеленок или исподнего, по крайней мере, крестьянки точно не заморачивались.
Все же в хозяйстве иногда требовалось выравнивать после стирки большие полотнища ткани, например, скатерти, свежевытканные холсты (главную бабью деревенскую валюту) или длинные рубахи. Для этого использовали специальную толстую скалку (в краеведческих музеях ее часто принимают за аналог биты) и рубель – широкую деревянную палку с большими желобками. Выстиранную вещь накручивали на скалку, накладывали сверху рубель и специальными движениями прокатывали всю эту конструкцию по ровной поверхности, распрямляя морщины на ткани. Рубель (в разных регионах иногда его называли еще рубак или пральник) считался традиционным женским гаджетом, он мог входить в приданое к свадьбе вместе с прочими стирочными приспособлениями.
Одежда в крестьянском быту была нужна простая и удобная, желательно еще и крепкая. Как-то принарядиться крестьянки могли разве что к большим праздникам, также внимание уделялось гардеробу невест на выданье. В концу XIX века городская мода постепенно приходит и в деревню, а вместе с ней и швейные машинки с утюгами, но конечно же, только в состоятельные семьи. В Российской империи самым доступным вариантом были утюги на углях - внутрь корпуса закидывались раскаленные угли. Так как они быстро остывали, для разогрева агрегата требовалось или раздувать угли, или начинать сильно раскачивать дымящийся утюг. Учитывая, что весил он обычно от 2 до 4 кг, можете себе представить, какой силой должны были обладать наши прабабки, и какой должна была быть мотивация, чтобы как следует отгладить любимую блузочку с оборками.
Революция в области глажки произошла только с массовым вводом в обиход электрических утюгов – но в СССР кое-где старые надежные чугунные помощники сохранились вплоть до конца 50-х годов.
Если до второй половины XIX века мини-утюжки и разные хитрые приборы использовались только для приведения в порядок нарядов «чистой публики» и пользовалась ими только домашняя прислуга и швеи, то ближе к концу столетия утюги потихоньку входят в быт простых людей. В это время одежда для простонародья становится больше похожей на барскую, появляется огромное количество недорогих и доступных тканей и выкроек, из которых можно было шить различные юбки и кофты, в том числе и со всякими «финтифлюшками».
В последнюю очередь утюги пришли в дома крестьян, до этого глажка явно не входил в приоритеты традиционной русской хозяйки. Все ее время поглощали полевые работы и уход за скотом, во многих семьях и полы-то мылись несколько раз в год к церковным праздникам, мало у кого даже в состоятельных семьях было постельное белье, так что глажкой пеленок или исподнего, по крайней мере, крестьянки точно не заморачивались.
Все же в хозяйстве иногда требовалось выравнивать после стирки большие полотнища ткани, например, скатерти, свежевытканные холсты (главную бабью деревенскую валюту) или длинные рубахи. Для этого использовали специальную толстую скалку (в краеведческих музеях ее часто принимают за аналог биты) и рубель – широкую деревянную палку с большими желобками. Выстиранную вещь накручивали на скалку, накладывали сверху рубель и специальными движениями прокатывали всю эту конструкцию по ровной поверхности, распрямляя морщины на ткани. Рубель (в разных регионах иногда его называли еще рубак или пральник) считался традиционным женским гаджетом, он мог входить в приданое к свадьбе вместе с прочими стирочными приспособлениями.
Одежда в крестьянском быту была нужна простая и удобная, желательно еще и крепкая. Как-то принарядиться крестьянки могли разве что к большим праздникам, также внимание уделялось гардеробу невест на выданье. В концу XIX века городская мода постепенно приходит и в деревню, а вместе с ней и швейные машинки с утюгами, но конечно же, только в состоятельные семьи. В Российской империи самым доступным вариантом были утюги на углях - внутрь корпуса закидывались раскаленные угли. Так как они быстро остывали, для разогрева агрегата требовалось или раздувать угли, или начинать сильно раскачивать дымящийся утюг. Учитывая, что весил он обычно от 2 до 4 кг, можете себе представить, какой силой должны были обладать наши прабабки, и какой должна была быть мотивация, чтобы как следует отгладить любимую блузочку с оборками.
Революция в области глажки произошла только с массовым вводом в обиход электрических утюгов – но в СССР кое-где старые надежные чугунные помощники сохранились вплоть до конца 50-х годов.
Современную экоповестку относительно бытового пластика уже успели почувствовать на себе даже жители многих стран СНГ. Эпоху стирки и бережного хранения пакетов сменила вакханалия потребления копеечных кулечков и наматывания пластиковых метров в овощных отделах «про запас» - и вот теперь пластиковая тара снова становится платной.
Проблемой утилизацией одноразовой упаковки человечество никогда особо не заморачивалось (почитайте, например, как к этому относились в Древнем Риме),
да и материалы были понатуральней, чем сейчас, но и про перевод сырья на кучу малоценного барахла тоже никто тогда не думал – платили бы деньги.
Так, например, вопрос мелкой сменной тары в дореволюционной столице Российской империи решался при помощи местных баб-мещанок, которые кустарным способом производили и затем продавали сотни корзин в день. Читаем у Бахтиарова в очерке пролетарской жизни столицы Российской империи:
«Корзинки дѣлаются изъ сосновой драни, которая щеплется изъ сосновыхъ бревенъ. Иная опытная масте¬рица, при помощи ножа, въ состояніи сдѣлать до 100 въ день. Такъ называемыя «овощныя корзинки» про¬даются копѣекъ по 80 за сотню. Нерѣдко случается видѣть, какъ охтянка на коро¬мыслѣ несетъ такіе громоздкіе вороха всякихъ корзинъ — овощныхъ, платяныхъ и т. д., что изъ-за нихъ не видать и самой торговки...
Проходя мимо «мелочныхъ» и «овощныхъ» лавокъ,
охтянка непремѣнно завернетъ, чтобы спросить, не надо-ли корзинъ.
— Корзиночекъ вамъ не требуется?
— Какъ-же! Давай, давай!..
— Какихъ вамъ?
— Овощныхъ десятка два...
Заходитъ охтянка и во фруктовые магазины - съ зер¬кальными окнами и приказчиками съ сытыми физіоно¬міями...
— Чего тебѣ, тетка?
— Корзиночекъ не угодно-ли?
— Гдѣ онѣ у тебя!
— А вотъ на панели.
— Принеси десятка три!..
— Много-ли тебѣ за нихъ?
— По копѣечкѣ за штуку...
Фрукты, ягоды и разныя лакомства укладываются въ корзинки, которыя цѣлыми сотнями устанавливаются на полкахъ магазина. Къ тому-же и покупатель, купивъ два—три фунта продукта, требуетъ непремѣнно, чтобы его покупку упа¬ковали въ корзинку...Придя домой, покупатель корзинку бросаетъ... Немудрено поэтому, что громадные склады сосновыхъ бревенъ расходуются на выдѣлку сосновой драни—для корзинокъ.»
Как видим, корзинки выполняли функцию если не кульков, то крутых «натуральных» пакетов, которыми состоятельные покупатели, не заморачивавшиеся зеленой повесткой так же легко разбрасывались, как и сегодня. #российскаяимперия #историябыта
Проблемой утилизацией одноразовой упаковки человечество никогда особо не заморачивалось (почитайте, например, как к этому относились в Древнем Риме),
да и материалы были понатуральней, чем сейчас, но и про перевод сырья на кучу малоценного барахла тоже никто тогда не думал – платили бы деньги.
Так, например, вопрос мелкой сменной тары в дореволюционной столице Российской империи решался при помощи местных баб-мещанок, которые кустарным способом производили и затем продавали сотни корзин в день. Читаем у Бахтиарова в очерке пролетарской жизни столицы Российской империи:
«Корзинки дѣлаются изъ сосновой драни, которая щеплется изъ сосновыхъ бревенъ. Иная опытная масте¬рица, при помощи ножа, въ состояніи сдѣлать до 100 въ день. Такъ называемыя «овощныя корзинки» про¬даются копѣекъ по 80 за сотню. Нерѣдко случается видѣть, какъ охтянка на коро¬мыслѣ несетъ такіе громоздкіе вороха всякихъ корзинъ — овощныхъ, платяныхъ и т. д., что изъ-за нихъ не видать и самой торговки...
Проходя мимо «мелочныхъ» и «овощныхъ» лавокъ,
охтянка непремѣнно завернетъ, чтобы спросить, не надо-ли корзинъ.
— Корзиночекъ вамъ не требуется?
— Какъ-же! Давай, давай!..
— Какихъ вамъ?
— Овощныхъ десятка два...
Заходитъ охтянка и во фруктовые магазины - съ зер¬кальными окнами и приказчиками съ сытыми физіоно¬міями...
— Чего тебѣ, тетка?
— Корзиночекъ не угодно-ли?
— Гдѣ онѣ у тебя!
— А вотъ на панели.
— Принеси десятка три!..
— Много-ли тебѣ за нихъ?
— По копѣечкѣ за штуку...
Фрукты, ягоды и разныя лакомства укладываются въ корзинки, которыя цѣлыми сотнями устанавливаются на полкахъ магазина. Къ тому-же и покупатель, купивъ два—три фунта продукта, требуетъ непремѣнно, чтобы его покупку упа¬ковали въ корзинку...Придя домой, покупатель корзинку бросаетъ... Немудрено поэтому, что громадные склады сосновыхъ бревенъ расходуются на выдѣлку сосновой драни—для корзинокъ.»
Как видим, корзинки выполняли функцию если не кульков, то крутых «натуральных» пакетов, которыми состоятельные покупатели, не заморачивавшиеся зеленой повесткой так же легко разбрасывались, как и сегодня. #российскаяимперия #историябыта
Рассматривая дореволюционные рекламные объявления, можно узнать много интересного о быте наших предков. Вот, например, реклама одесской гостиницы средней руки начала XX века содержит много интересной информации об уровне бытового комфорта, которого ожидал житель или гость крупного города Российской империи среднего или высшего класса 100 лет назад.
Как видим, список предоставляемых удобств вполне удовлетворил бы и современника, для полного счастья не хватает разве что wi-fi). Обратите внимание, как владельцы гостиницы подчеркивают наличие в ней электричества. На тот момент это было еще недешевым и не всем доступным удовольствием, номера с такими удобствами – это признак приличного заведения для небедных гостей.
Не будем забывать, что в это время в среде прогрессивной публики была очень сильна вера в силу технологий и триумф науки. Будущее нового XX века рисовалось в радужных красках, большие надежды возлагались не только на политические изменения, но и на технологическую революцию. На глазах людей, родившихся еще в каретно-свечные патриархальные времена появлялся новый мир с «самодвижущимися экипажами» и электрическими трамваями, опутанный телефонными сетями и освещенный яркими электрическими лампочками. Конечно, каждому хотелось прикоснуться к этому новому миру, и маркетологи тех времен учитывали это. В более дорогих и модных гостиницах гостям были доступны еще и собственные парикмахерские с новым оборудованием, почтовые отделения и даже телеграфные пункты.
#историябыта #российскаяимперия #украина
Как видим, список предоставляемых удобств вполне удовлетворил бы и современника, для полного счастья не хватает разве что wi-fi). Обратите внимание, как владельцы гостиницы подчеркивают наличие в ней электричества. На тот момент это было еще недешевым и не всем доступным удовольствием, номера с такими удобствами – это признак приличного заведения для небедных гостей.
Не будем забывать, что в это время в среде прогрессивной публики была очень сильна вера в силу технологий и триумф науки. Будущее нового XX века рисовалось в радужных красках, большие надежды возлагались не только на политические изменения, но и на технологическую революцию. На глазах людей, родившихся еще в каретно-свечные патриархальные времена появлялся новый мир с «самодвижущимися экипажами» и электрическими трамваями, опутанный телефонными сетями и освещенный яркими электрическими лампочками. Конечно, каждому хотелось прикоснуться к этому новому миру, и маркетологи тех времен учитывали это. В более дорогих и модных гостиницах гостям были доступны еще и собственные парикмахерские с новым оборудованием, почтовые отделения и даже телеграфные пункты.
#историябыта #российскаяимперия #украина
Сегодня от представителей системы образования часто можно услышать, что
своей главное целью они считают подготовку идеальных кандидатов для современного рынка труда. Понимают это и ученики и их родители, в современной школе уже давно существует разделение на престижные и непрестижные предметы.
Но так было не всегда. Если бы такие речи услышал древний грек, он бы ужаснулся, и уж точно не пожелал бы своим детям такой судьбы. Дело в том, что по понятиям той эпохи очень ценилось гармоничное развитие человека. Профессионал, обладающий лишь узкими знаниями, заточенный только под один вид деятельности считался недоделанной «заготовкой», уже не личностью, а инструментом, подобном рабу. Это идеально соответствовало отношению греков к труду – работа в пределах какого-то минимума считалась нормой, но излишним трудоголизмом они никогда не страдали. Греки высоко ценили разносторонне образованную личность, но с презрением смотрели на людей, успешных лишь в чем-то одном. Таким образом и начитанный хлюпик, не видевший солнечного света, и перекачанный невежа, неспособный оценить красоту логической задачи или наигранной на флейте песенки вызывал у них одинаковое презрение.
Именно поэтому детей и подростков в греческих школах старались развивать максимально разносторонне. Понятно, что тогда не было такого количества предметов, которыми загружены детские головы сейчас. Но никому не приходило в голову, что занятия музыкой или физические упражнения в палестре менее важны, чем обучение счету, чтению или письму. Тех же, кто этой точки зрения не разделял, греки считали варварами, калечащими человеческую сущность.
#античныймир #ихнравы
своей главное целью они считают подготовку идеальных кандидатов для современного рынка труда. Понимают это и ученики и их родители, в современной школе уже давно существует разделение на престижные и непрестижные предметы.
Но так было не всегда. Если бы такие речи услышал древний грек, он бы ужаснулся, и уж точно не пожелал бы своим детям такой судьбы. Дело в том, что по понятиям той эпохи очень ценилось гармоничное развитие человека. Профессионал, обладающий лишь узкими знаниями, заточенный только под один вид деятельности считался недоделанной «заготовкой», уже не личностью, а инструментом, подобном рабу. Это идеально соответствовало отношению греков к труду – работа в пределах какого-то минимума считалась нормой, но излишним трудоголизмом они никогда не страдали. Греки высоко ценили разносторонне образованную личность, но с презрением смотрели на людей, успешных лишь в чем-то одном. Таким образом и начитанный хлюпик, не видевший солнечного света, и перекачанный невежа, неспособный оценить красоту логической задачи или наигранной на флейте песенки вызывал у них одинаковое презрение.
Именно поэтому детей и подростков в греческих школах старались развивать максимально разносторонне. Понятно, что тогда не было такого количества предметов, которыми загружены детские головы сейчас. Но никому не приходило в голову, что занятия музыкой или физические упражнения в палестре менее важны, чем обучение счету, чтению или письму. Тех же, кто этой точки зрения не разделял, греки считали варварами, калечащими человеческую сущность.
#античныймир #ихнравы
Человек проводит во сне в среднем треть своей жизни. Но никогда еще сон простого человека не был таким комфортным, как сейчас. Даже не самые удобные по нынешним меркам спальные места вроде раскладных диванов с подушками, одеялами и простынями показались бы идеальным ложем для наших предков.
Как же спал народ в русских деревнях? Еще сто лет назад привычная нам кровать была только в семьях у самых состоятельных крестьян, да и то чаще всего в одном экземпляре. У большинства же крестьян не было никакой специальной мебели для сна. Обычно выбор места для сна зависел от положения человека в семейной иерархии. Так, самые теплые, удобные и «почетные места» были на печи – там обычно спали старики. Более молодые и не столь требовательные к удобству члены семьи (например, подростки или незамужние молодые девушки) обычно спали или прямо на полу на кошмах, тюфяках из соломы, лыка или овчинных подстилках, или на скамейках или сундуках. Для детей обычно предназначались полати – нечто вроде полок-клетушек, протянутых между потолком и печью. Место было теплым и защищенным от сквозняков, но и забраться туда надо было суметь.
Крестьянские семьи обычно были большими, под одной крышей проживало несколько поколений, чаще всего пожилые мать с отцом, их взрослые сыновья с женами и детьми, а также дочери, еще не вышедшие замуж. Единственное преимущество у женатых сыновей было в том, что им обычно выделялись нары или широкая лавка в углу, которую они могли завесить куском ткани – вот и вся романтика. Над проблемами некоторых современных молодых семей, вынужденных жить в одной квартире с родителями предки бы только посмеялись – в стандартной крестьянской избе таких уголков с занавесками могло быть от трех и более. Добавим сюда еще практически вечный фоновый плач маленьких детей в люльках, а в зимнее время еще и телят и ягнят, которых забирали в дом, чтобы не померзли - надо было очень уставать за день, чтобы засыпать в таких условиях. Неудивительно, что летом старались уйти из избы куда подальше – спать можно было также на улице или в хозяйственных пристройках, подложив под голову какой-нибудь куль или захватив с собой тулуп.
С постельным бельем у крестьян особых проблем тоже не было по причине отсутствия такового. Спать ложились в том, в чем ходили весь день, женщины часто даже не снимали платков. Во-первых, так было теплей и гигиеничней, во-вторых, суеверные крестьяне боялись умереть во сне и предстать перед Богом в непотребном виде. Полноценные кровати стали массово появляться в домах у крестьян только в XX веке, а вместе с ним и постельное белье и прочие блага цивилизации. Еще в 30-х годах многие крестьянские парни, призванные в армию, первый раз видели белые простыни только в казармах.
Если уж в крестьянской семье появлялась кровать, то она становилась не просто мебелью, а и статусной вещью, показателем благосостояния семьи и трудолюбия хозяйки. Она накрывалась красивым покрывалом, украшалась старательно взбитыми подушками и разными вышитыми салфеточками – такие кровати и сейчас можно застать в старых домах у бабушек. Боже сохрани было нарушить правил деревенского этикета и присесть на эту кровать в дневное время – и теперь мы знаем, почему. #историябыта #российскаяимперия #cccр
Как же спал народ в русских деревнях? Еще сто лет назад привычная нам кровать была только в семьях у самых состоятельных крестьян, да и то чаще всего в одном экземпляре. У большинства же крестьян не было никакой специальной мебели для сна. Обычно выбор места для сна зависел от положения человека в семейной иерархии. Так, самые теплые, удобные и «почетные места» были на печи – там обычно спали старики. Более молодые и не столь требовательные к удобству члены семьи (например, подростки или незамужние молодые девушки) обычно спали или прямо на полу на кошмах, тюфяках из соломы, лыка или овчинных подстилках, или на скамейках или сундуках. Для детей обычно предназначались полати – нечто вроде полок-клетушек, протянутых между потолком и печью. Место было теплым и защищенным от сквозняков, но и забраться туда надо было суметь.
Крестьянские семьи обычно были большими, под одной крышей проживало несколько поколений, чаще всего пожилые мать с отцом, их взрослые сыновья с женами и детьми, а также дочери, еще не вышедшие замуж. Единственное преимущество у женатых сыновей было в том, что им обычно выделялись нары или широкая лавка в углу, которую они могли завесить куском ткани – вот и вся романтика. Над проблемами некоторых современных молодых семей, вынужденных жить в одной квартире с родителями предки бы только посмеялись – в стандартной крестьянской избе таких уголков с занавесками могло быть от трех и более. Добавим сюда еще практически вечный фоновый плач маленьких детей в люльках, а в зимнее время еще и телят и ягнят, которых забирали в дом, чтобы не померзли - надо было очень уставать за день, чтобы засыпать в таких условиях. Неудивительно, что летом старались уйти из избы куда подальше – спать можно было также на улице или в хозяйственных пристройках, подложив под голову какой-нибудь куль или захватив с собой тулуп.
С постельным бельем у крестьян особых проблем тоже не было по причине отсутствия такового. Спать ложились в том, в чем ходили весь день, женщины часто даже не снимали платков. Во-первых, так было теплей и гигиеничней, во-вторых, суеверные крестьяне боялись умереть во сне и предстать перед Богом в непотребном виде. Полноценные кровати стали массово появляться в домах у крестьян только в XX веке, а вместе с ним и постельное белье и прочие блага цивилизации. Еще в 30-х годах многие крестьянские парни, призванные в армию, первый раз видели белые простыни только в казармах.
Если уж в крестьянской семье появлялась кровать, то она становилась не просто мебелью, а и статусной вещью, показателем благосостояния семьи и трудолюбия хозяйки. Она накрывалась красивым покрывалом, украшалась старательно взбитыми подушками и разными вышитыми салфеточками – такие кровати и сейчас можно застать в старых домах у бабушек. Боже сохрани было нарушить правил деревенского этикета и присесть на эту кровать в дневное время – и теперь мы знаем, почему. #историябыта #российскаяимперия #cccр
В истории Древней Греции было время, когда публичный поцелуй жены считался неприличным, тогда как мужчины при встрече друг с другом здоровались именно таким образом. И дело было вовсе не в особых греческих пристрастиях, о которых все подумали)). Нет, просто поцелуй в то время не был интимностью, а одним из показателей равенства и «признания» друг друга, как и традиционное пожатие рук. Женщина же в большинстве греческих полисов, за исключением разве что Спарты, однозначно считалась существом более низкого ранга, и ей такое приветствие было «не по чину».
Кстати, именно при помощи такого «нарушения приличий», то есть при помощи регулярных публичных поцелуев супруги знаменитый афинский стратег Перикл поднимал общественный статус своей жены – гетеры Аспасии. Умнейшая женщина своей эпохи, знакомая с известными философами, она все равно в глазах многих не была «равной» греческим мужам, и этот публичный жест помогал ей удерживать полагающее место в обществе.
#античныймир #древняягреция #ихнравы
Кстати, именно при помощи такого «нарушения приличий», то есть при помощи регулярных публичных поцелуев супруги знаменитый афинский стратег Перикл поднимал общественный статус своей жены – гетеры Аспасии. Умнейшая женщина своей эпохи, знакомая с известными философами, она все равно в глазах многих не была «равной» греческим мужам, и этот публичный жест помогал ей удерживать полагающее место в обществе.
#античныймир #древняягреция #ихнравы
Дорогие читатели! Рассказывая вам о том, как жили люди в другие времена, я никогда не думала, что нашему поколению самому придется жить во время исторических событий.
Вероломное нападение на мою страну перечеркнуло все планы, в том числе и контентные. Я не могу оставаться в стороне от событий, происходящих сейчас в Украине, и хочу внести свой вклад в борьбу с мифами и фейками, окружающими историю ее народа. Канал «Жили же люди» продолжит свою работу, я буду и дальше рассказывать интересные истории для русскоязычной аудитории по всему миру, но в ближайшее время большая часть и них будет посвящена историческим параллелям текущих событий, а также описанию жизненного уклада и культурных особенностей украинского народа.
Разом переможемо!
Вероломное нападение на мою страну перечеркнуло все планы, в том числе и контентные. Я не могу оставаться в стороне от событий, происходящих сейчас в Украине, и хочу внести свой вклад в борьбу с мифами и фейками, окружающими историю ее народа. Канал «Жили же люди» продолжит свою работу, я буду и дальше рассказывать интересные истории для русскоязычной аудитории по всему миру, но в ближайшее время большая часть и них будет посвящена историческим параллелям текущих событий, а также описанию жизненного уклада и культурных особенностей украинского народа.
Разом переможемо!
Украинцами сегодня восхищается весь адекватный мир. А украинками – в особенности. В современной обороняющейся от врага стране ни у кого не вызывают удивления женщины-военные, медики, полицейские, хакеры, волонтеры и активистки. Этому способствует особенность менталитета украинских женщин – активность, трудолюбие, бесстрашие и … готовность взять в руки оружие, если это нужно. А сформировалась все эти качества в особых условиях, в которых веками жили женщины на территории современной Украины.
После татаро-монгольского нашествия жизнь на бывших землях Киевской Руси пошла разными путями. Если женщины, принадлежащие к «элите» Московского царства, образовавшегося на севере вполне вкусили полноту гендерного гнета и на долгие годы обосновались за крепкими стенами теремов, то стиль жизни на территориях, оказавшихся под Литвой (впоследствии Речью Посполитой) был ближе к европейскому.
Жизнь же у женщин из трудовых классов на этой земле была отнюдь не спокойной, что у небогатых горожанок, что у панских крепостных, что у свободных селянок. Некоторые запорожские казаки обзаводились семьями, польские магнаты потихоньку прихватывали все новые и новые плодородные области Дикого Поля, приглашая крестьянские семьи для их обработки – и проживание на пограничье диктовало свои правила. Женщины переселялись на новые дикие земли вместе с мужьями, иногда годами были вынуждены в одиночку тянуть хозяйство, когда муж был в походе, в деловой отлучке или уходил за очередным вождем биться против тех, кто хотел отнять жизнь и свободу. Жизнь на краю, постоянные восстания против своих и чужих угнетателей, вечная угроза татарских набегов, постоянные внутренние распри и политические междоусобицы вырабатывали особый характер нации – всегда настороже, всегда есть запас на черный день, всегда готовы взяться если не за саблю, то за вилы и оборонять свое. В таких условиях женщина-украинка никак не могла быть тихой и покорной – выживали только самые умные, хитрые и смелые. А после трагических событий периода Руины (почти тридцатилетней гражданской войны XVII века) многие женщины получили горький опыт выживания без мужской поддержки. Тогда и сформировался типичный образ украинки – бойкой, языкатой тетки, твердой рукой держащей хозяйство и способной, если нужно, постоять за себя и своих детей.
Большинство украинцев были крестьянами и, конечно, патриархальный уклад сельской жизни накладывал свой отпечаток – главой семьи все же оставался мужчина. Но семейная иерархия не принимала таких уродливых форм как у северного соседа. Украинская невестка нечасто была безропотной рабыней свекра и свекрови (достаточно сравнить народный фольклор обоих наций), не было слышно и про такие мерзкие явления как «снохачество». Причиной тому был «хуторской» менталитет большинства украинцев - они редко жили большими патриархальными семьями, в которых здоровые взрослые женатые сыновья вынуждены были жить единым хозяйством с другими братьями и во всем подчиняться отцу, а молодая жена довольно скоро получала возможность сама заниматься хозяйством и детьми. Чаще всего подросших старших сыновей отделяли, а младший со своей супругой оставался в хате отца с матерью, чтобы смотреть за ними в старости и затем унаследовать родительский дом и хозяйство. Типичная история внутренней сельской Санта-Барбары описана в классической повести «Кайдашева семья», где старшая невестка с первого дня воюет со свекровью и свекром, не позволяя подымать на себя руку и делать бесплатной прислугой.
Гордость, самостоятельность и умение опираться на себя не смогло изменить ни крепостное право, в которое многие крестьяне попали при Екатерине II, ни прочие исторические испытания, выпавшие на долю народа в XIX – XX вв. Так что за плечами любой современной украинки - историческая память и целый сонм крепких бабок и прабабок с рогачами, вилами и винтовками.
После татаро-монгольского нашествия жизнь на бывших землях Киевской Руси пошла разными путями. Если женщины, принадлежащие к «элите» Московского царства, образовавшегося на севере вполне вкусили полноту гендерного гнета и на долгие годы обосновались за крепкими стенами теремов, то стиль жизни на территориях, оказавшихся под Литвой (впоследствии Речью Посполитой) был ближе к европейскому.
Жизнь же у женщин из трудовых классов на этой земле была отнюдь не спокойной, что у небогатых горожанок, что у панских крепостных, что у свободных селянок. Некоторые запорожские казаки обзаводились семьями, польские магнаты потихоньку прихватывали все новые и новые плодородные области Дикого Поля, приглашая крестьянские семьи для их обработки – и проживание на пограничье диктовало свои правила. Женщины переселялись на новые дикие земли вместе с мужьями, иногда годами были вынуждены в одиночку тянуть хозяйство, когда муж был в походе, в деловой отлучке или уходил за очередным вождем биться против тех, кто хотел отнять жизнь и свободу. Жизнь на краю, постоянные восстания против своих и чужих угнетателей, вечная угроза татарских набегов, постоянные внутренние распри и политические междоусобицы вырабатывали особый характер нации – всегда настороже, всегда есть запас на черный день, всегда готовы взяться если не за саблю, то за вилы и оборонять свое. В таких условиях женщина-украинка никак не могла быть тихой и покорной – выживали только самые умные, хитрые и смелые. А после трагических событий периода Руины (почти тридцатилетней гражданской войны XVII века) многие женщины получили горький опыт выживания без мужской поддержки. Тогда и сформировался типичный образ украинки – бойкой, языкатой тетки, твердой рукой держащей хозяйство и способной, если нужно, постоять за себя и своих детей.
Большинство украинцев были крестьянами и, конечно, патриархальный уклад сельской жизни накладывал свой отпечаток – главой семьи все же оставался мужчина. Но семейная иерархия не принимала таких уродливых форм как у северного соседа. Украинская невестка нечасто была безропотной рабыней свекра и свекрови (достаточно сравнить народный фольклор обоих наций), не было слышно и про такие мерзкие явления как «снохачество». Причиной тому был «хуторской» менталитет большинства украинцев - они редко жили большими патриархальными семьями, в которых здоровые взрослые женатые сыновья вынуждены были жить единым хозяйством с другими братьями и во всем подчиняться отцу, а молодая жена довольно скоро получала возможность сама заниматься хозяйством и детьми. Чаще всего подросших старших сыновей отделяли, а младший со своей супругой оставался в хате отца с матерью, чтобы смотреть за ними в старости и затем унаследовать родительский дом и хозяйство. Типичная история внутренней сельской Санта-Барбары описана в классической повести «Кайдашева семья», где старшая невестка с первого дня воюет со свекровью и свекром, не позволяя подымать на себя руку и делать бесплатной прислугой.
Гордость, самостоятельность и умение опираться на себя не смогло изменить ни крепостное право, в которое многие крестьяне попали при Екатерине II, ни прочие исторические испытания, выпавшие на долю народа в XIX – XX вв. Так что за плечами любой современной украинки - историческая память и целый сонм крепких бабок и прабабок с рогачами, вилами и винтовками.
Очень важный проект! Для всех, кто потерял работу во время войны. @UaJobNow - некоммерческий канал с актуальными вакансиями в разных городах Украины, а также удаленной работой и предложениями для украинцев в других странах. Запустим нашу экономику! Все буде Україна!
Cегодня во всем мире отмечают День донора. Трудно переоценить важность сдачи крови в воюющей стране – так происходит и сейчас, так было и во времена предыдущих войн. И вот сегодня в журнале «Здоровье» 1985 г. я нашла совершенно потрясающую историю времен восьмидесятилетней давности о том, какими необычными путями доброе дело может вернуться бумерангом.
«Было это в прифронтовом госпитале, где я лечился после ранения. Однажды утром, начиная обход, хирург спросил у медицинской сестры Наташи:
— Как состояние Семижильного?
— Тяжелое — ответила Наташа — одна надежда на фамилию…
— Этого, к сожалению, мало, — покачал головой врач. —У него кровопотеря огромная , а крови первой группы, как назло, сейчас у нас нет. У наших врачей и медсестер, у кого первая группа, мы вчера кровь брали. Надо срочно делать заявку на донорскую.
Через полчаса прибыла машина с медикаментами. Семижильному перелили кровь и стало ему получше.
— Ну, теперь будешь жить! — сказал хирург. — Всегда помни своего спасителя! — И, оторвав от флакона с кровью этикетку, отдал бойцу.
Тот сначала положил ее на тумбочку, потом взглянул и заплакал. Потом взглянул и заплакал. На этикетке значилось «Семижильная Мария Ивановна».
— Да это же моя мать! — воскликнул он. — Спасибо тебе, моя дорогая мама, за то, что ты мне дважды подарила жизнь!».
Современная система донорства, конечно, уже стала более продвинутой и эффективной, чем 80 лет назад. В частности, появляются системы координации доноров, позволяющие сделать этот процесс максимально эффективным и спасти как можно больше людей.
Каждая донация крови – эта спасенные жизни как военных-защитников, так и мирных жителей, пострадавших от войны. Если вы находитесь в Украине и хотите стать доноров или волонтером-координатором, переходите по ссылке проекта donor.ua, чтобы помогать максимально эффективно.
«Было это в прифронтовом госпитале, где я лечился после ранения. Однажды утром, начиная обход, хирург спросил у медицинской сестры Наташи:
— Как состояние Семижильного?
— Тяжелое — ответила Наташа — одна надежда на фамилию…
— Этого, к сожалению, мало, — покачал головой врач. —У него кровопотеря огромная , а крови первой группы, как назло, сейчас у нас нет. У наших врачей и медсестер, у кого первая группа, мы вчера кровь брали. Надо срочно делать заявку на донорскую.
Через полчаса прибыла машина с медикаментами. Семижильному перелили кровь и стало ему получше.
— Ну, теперь будешь жить! — сказал хирург. — Всегда помни своего спасителя! — И, оторвав от флакона с кровью этикетку, отдал бойцу.
Тот сначала положил ее на тумбочку, потом взглянул и заплакал. Потом взглянул и заплакал. На этикетке значилось «Семижильная Мария Ивановна».
— Да это же моя мать! — воскликнул он. — Спасибо тебе, моя дорогая мама, за то, что ты мне дважды подарила жизнь!».
Современная система донорства, конечно, уже стала более продвинутой и эффективной, чем 80 лет назад. В частности, появляются системы координации доноров, позволяющие сделать этот процесс максимально эффективным и спасти как можно больше людей.
Каждая донация крови – эта спасенные жизни как военных-защитников, так и мирных жителей, пострадавших от войны. Если вы находитесь в Украине и хотите стать доноров или волонтером-координатором, переходите по ссылке проекта donor.ua, чтобы помогать максимально эффективно.
Говоря о традиционных архетипах украинцев, чаще всего вспоминают запорожских казаков. И не удивительно – это очень яркий промо-образ, который выглядит экзотично, привлекательно, и льстит национальному самолюбию. Но не будем забывать, что даже рядовые казаки составляли небольшой процент от всего населения, были своеобразной элитой, профессиональными воинами, чаще всего оторванными от производительного труда, с соответствующим образом жизни и не могут иллюстрировать весь народ.
Обычный же украинец больше интересовался хозяйством, чем воинским делом, но когда приходила нужда, даже в самые темные времена был готов отстаивать свое с оружием в руках. Украинцы никогда не были массой, покорно обслуживающей интересы верхушки – во все времена даже простые крестьяне старались как-то влиять на исторические события, в которых они вынуждены были существовать. Самый яркий пример - это армия батьки Махно.
У современных украинских историков махновщина не особо в чести – батько был ярым анархистом, равнодушным к национальной идее и одинаково недолюбливавшим что УНР, что Директорию, что Скоропадского. С большевиками до поры был заключен стратегический союз, а главными врагами были белые, пытавшиеся вернуть старый порядок. После Февральской революции на территории Украины царил полный хаос, в воздухе витали самые разные идеи о перестройке общества. Махно оседлал популярную в то время концепцию крестьянского союза равноправных хозяев, где землей владеет тот, кто ее обрабатывает, все вопросы решаются на общих крестьянских сходках и собраниях, а роль всякого начальства и администрации сведена к минимуму. Это отвечало давним чаяньям большинства крестьян, и выглядело намного привлекательней того, что предлагали главные «левые» конкуренты–большевики, на словах проповедовавшие власть советов, а в реальности повсюду насаждавшие своих командиров и сосредотачивавших у себя все ресурсы, чтобы потом кормить всех из своих рук.
Популярность Махно поддерживалась еще и тем, что он не только обещал, но и делал – на «его» территории земли были отобраны у помещиков и «обобществлены» еще раньше, чем у большевиков. Воины-махновцы славились особой лихостью и даже дикостью, а иногда и откровенно бандитскими замашками, но боже упаси было тронуть крестьян или честных тружеников, разводить антисемитизм или мародерствовать на своей территории – расправа за такое была коротка. Был заключен своеобразный общественный договор – крестьяне добровольно! снабжали армию Махно и продовольствием, и лошадьми. Из крестьян большей частью формировалась и армия батьки, практически у каждого крестьянина где-нибудь в схроне сберегалось оружие, позволявшее быстро собирать-распускать по домам армию при необходимости. Будучи полноценными и независимыми членами своего микро-общества, они были максимально мотивированы защищать свое. Им было за что бороться и что терять, в отличие от грабительства белых и немцев или продразверстки красных.
К сожалению, в реалиях того времени республика Махно была обречена – ее так или иначе должна была поглотить выигравшая по итогам гражданской войны сторона. Но дух батьковской по-настоящему народной демократии еще долго пугал большевиков, как и любое стремление самим определять свою жизнь. Сегодня этот же дух заставляет сотни тысяч обычных мирных граждан и волонтеров донатить на армию и кормить своих защитников на передовой. (на фото слева – праздничные вкусняшки, приобретенные на донаты для ЗСУ).
Обычный же украинец больше интересовался хозяйством, чем воинским делом, но когда приходила нужда, даже в самые темные времена был готов отстаивать свое с оружием в руках. Украинцы никогда не были массой, покорно обслуживающей интересы верхушки – во все времена даже простые крестьяне старались как-то влиять на исторические события, в которых они вынуждены были существовать. Самый яркий пример - это армия батьки Махно.
У современных украинских историков махновщина не особо в чести – батько был ярым анархистом, равнодушным к национальной идее и одинаково недолюбливавшим что УНР, что Директорию, что Скоропадского. С большевиками до поры был заключен стратегический союз, а главными врагами были белые, пытавшиеся вернуть старый порядок. После Февральской революции на территории Украины царил полный хаос, в воздухе витали самые разные идеи о перестройке общества. Махно оседлал популярную в то время концепцию крестьянского союза равноправных хозяев, где землей владеет тот, кто ее обрабатывает, все вопросы решаются на общих крестьянских сходках и собраниях, а роль всякого начальства и администрации сведена к минимуму. Это отвечало давним чаяньям большинства крестьян, и выглядело намного привлекательней того, что предлагали главные «левые» конкуренты–большевики, на словах проповедовавшие власть советов, а в реальности повсюду насаждавшие своих командиров и сосредотачивавших у себя все ресурсы, чтобы потом кормить всех из своих рук.
Популярность Махно поддерживалась еще и тем, что он не только обещал, но и делал – на «его» территории земли были отобраны у помещиков и «обобществлены» еще раньше, чем у большевиков. Воины-махновцы славились особой лихостью и даже дикостью, а иногда и откровенно бандитскими замашками, но боже упаси было тронуть крестьян или честных тружеников, разводить антисемитизм или мародерствовать на своей территории – расправа за такое была коротка. Был заключен своеобразный общественный договор – крестьяне добровольно! снабжали армию Махно и продовольствием, и лошадьми. Из крестьян большей частью формировалась и армия батьки, практически у каждого крестьянина где-нибудь в схроне сберегалось оружие, позволявшее быстро собирать-распускать по домам армию при необходимости. Будучи полноценными и независимыми членами своего микро-общества, они были максимально мотивированы защищать свое. Им было за что бороться и что терять, в отличие от грабительства белых и немцев или продразверстки красных.
К сожалению, в реалиях того времени республика Махно была обречена – ее так или иначе должна была поглотить выигравшая по итогам гражданской войны сторона. Но дух батьковской по-настоящему народной демократии еще долго пугал большевиков, как и любое стремление самим определять свою жизнь. Сегодня этот же дух заставляет сотни тысяч обычных мирных граждан и волонтеров донатить на армию и кормить своих защитников на передовой. (на фото слева – праздничные вкусняшки, приобретенные на донаты для ЗСУ).
Одна из задач моего канала состоит в том, чтобы показывать, как из прошлого произрастают корни будущих событий. Вот, к примеру, Лев Толстой, которого записали в певцы русской культуры в своем памфлете-интервью со старым солдатом николаевских времен «Николай Палкин» рисует страшнейшую в своей обыденности изнанку той самой культуры:
«Мы ночевали у 95-летнего солдата. Он служил при Александре I и Николае...— А мне довелось при Николае служить,— сказал старик. — И тотчас же оживился и стал рассказывать. — Тогда что было,— заговорил он. — Тогда на 50 палок и порток не снимали; а 150, 200, 300... насмерть запарывали. Говорил он и с отвращением, и с ужасом, и не без гордости о прежнем молодечестве. — А уж палками — недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка… Дело подначальное было. Тебе всыпят 150 палок за солдата (солдат был унтер-офицер), а ты ему 200. У тебя не заживет от того, а ты его мучаешь — вот и грех. — Унтер-офицера до смерти убивали солдат молодых. Прикладом или кулаком свиснет в какое место нужное: в грудь, или в голову, он и помрет... Помрет от убоя, а начальство пишет: «Властию божиею помре»… Как вспомнишь все, что сам терпел да от тебя терпели, таки аду не надо, хуже аду всякого...
Я живо представил себе то, что должно вспоминаться в его старческом одиночестве этому умирающему человеку, и мне вчуже стало жутко. Я вспомнил про те ужасы, кроме палок, в которых он должен был принимать участие. Про загоняние насмерть сквозь строй, про расстреливанье, про убийства и грабежи городов и деревень на войне (он участвовал в польской войне), и я стал расспрашивать его про это…Я спросил его про гоняние сквозь строй. Он рассказал подробно … Как ведут человека, привязанного к ружьям и между поставленными улицей солдатами с палками, как все бьют, а позади солдат ходят офицеры и покрикивают: «Бей больней!» — «Бей больней!»— прокричал старик начальническим голосом, очевидно не без удовольствия вспоминая и передавая этот молодечески-начальнический тон. Он рассказал все подробности без всякого раскаяния, как бы он рассказывал о том, как бьют быков и свежуют говядину… И все это за то, что человек или бежит от палок, или имел мужество…жаловаться за своих товарищей на то, что их дурно кормят, а начальство крадет их паек. Он рассказывал все это, и когда я старался вызвать его раскаяние при этом воспоминании, он сначала удивился, а потом как будто испугался. — Нет,— говорит,— это что ж, это по суду. В этом разве я причинен? Это по суду, по закону. То же спокойствие и отсутствие раскаяния было у него и по отношению к военным ужасам, в которых он участвовал и которых он много видел и в Турции и в Польше. Он рассказал об убитых детях, о смерти голодом и холодом пленных, об убийстве штыком молодого мальчика-поляка, прижавшегося к дереву. И когда я спросил его, не мучают ли совесть его и эти поступки, он уже совсем не понял меня. Это на войне, по закону, за царя и отечество. Это дела, по его понятию, не только не дурные, но такие, которые он считает доблестными, добродетельными, искупающими его грехи. То, что он разорял, губил не повинных ничем детей и женщин, убивал пулей и штыком людей, то, что сам засекал, стоя в строю, насмерть людей и таскал их в госпиталь и опять назад на мученье, это все не мучает его, это все как будто не его дела. Это все делал как будто не он, а кто-то другой.» (полный текст не для слабонервных тут )
Если сравнить с тем, что говорят со стеклянными глазами на камеру российские пленные или военные преступники о том, что у них «долг, контракт, мне приказали, а приказ надо выполнять», то можно увидеть, как закольцовывается очередной этап российской истории со зверским отношением к своим же солдатам, с поощрением военных преступлений и подавлением всяческой эмпатии к «врагу» - своему или чужому. Разница лишь в том, что то, что могло бы быть простительно для забитого крепостного, взятого в солдаты из-за cохи - просто дико для современного горе-вояки из XXI века.
«Мы ночевали у 95-летнего солдата. Он служил при Александре I и Николае...— А мне довелось при Николае служить,— сказал старик. — И тотчас же оживился и стал рассказывать. — Тогда что было,— заговорил он. — Тогда на 50 палок и порток не снимали; а 150, 200, 300... насмерть запарывали. Говорил он и с отвращением, и с ужасом, и не без гордости о прежнем молодечестве. — А уж палками — недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка… Дело подначальное было. Тебе всыпят 150 палок за солдата (солдат был унтер-офицер), а ты ему 200. У тебя не заживет от того, а ты его мучаешь — вот и грех. — Унтер-офицера до смерти убивали солдат молодых. Прикладом или кулаком свиснет в какое место нужное: в грудь, или в голову, он и помрет... Помрет от убоя, а начальство пишет: «Властию божиею помре»… Как вспомнишь все, что сам терпел да от тебя терпели, таки аду не надо, хуже аду всякого...
Я живо представил себе то, что должно вспоминаться в его старческом одиночестве этому умирающему человеку, и мне вчуже стало жутко. Я вспомнил про те ужасы, кроме палок, в которых он должен был принимать участие. Про загоняние насмерть сквозь строй, про расстреливанье, про убийства и грабежи городов и деревень на войне (он участвовал в польской войне), и я стал расспрашивать его про это…Я спросил его про гоняние сквозь строй. Он рассказал подробно … Как ведут человека, привязанного к ружьям и между поставленными улицей солдатами с палками, как все бьют, а позади солдат ходят офицеры и покрикивают: «Бей больней!» — «Бей больней!»— прокричал старик начальническим голосом, очевидно не без удовольствия вспоминая и передавая этот молодечески-начальнический тон. Он рассказал все подробности без всякого раскаяния, как бы он рассказывал о том, как бьют быков и свежуют говядину… И все это за то, что человек или бежит от палок, или имел мужество…жаловаться за своих товарищей на то, что их дурно кормят, а начальство крадет их паек. Он рассказывал все это, и когда я старался вызвать его раскаяние при этом воспоминании, он сначала удивился, а потом как будто испугался. — Нет,— говорит,— это что ж, это по суду. В этом разве я причинен? Это по суду, по закону. То же спокойствие и отсутствие раскаяния было у него и по отношению к военным ужасам, в которых он участвовал и которых он много видел и в Турции и в Польше. Он рассказал об убитых детях, о смерти голодом и холодом пленных, об убийстве штыком молодого мальчика-поляка, прижавшегося к дереву. И когда я спросил его, не мучают ли совесть его и эти поступки, он уже совсем не понял меня. Это на войне, по закону, за царя и отечество. Это дела, по его понятию, не только не дурные, но такие, которые он считает доблестными, добродетельными, искупающими его грехи. То, что он разорял, губил не повинных ничем детей и женщин, убивал пулей и штыком людей, то, что сам засекал, стоя в строю, насмерть людей и таскал их в госпиталь и опять назад на мученье, это все не мучает его, это все как будто не его дела. Это все делал как будто не он, а кто-то другой.» (полный текст не для слабонервных тут )
Если сравнить с тем, что говорят со стеклянными глазами на камеру российские пленные или военные преступники о том, что у них «долг, контракт, мне приказали, а приказ надо выполнять», то можно увидеть, как закольцовывается очередной этап российской истории со зверским отношением к своим же солдатам, с поощрением военных преступлений и подавлением всяческой эмпатии к «врагу» - своему или чужому. Разница лишь в том, что то, что могло бы быть простительно для забитого крепостного, взятого в солдаты из-за cохи - просто дико для современного горе-вояки из XXI века.