Сказание. Легенда.
Согласно учению дейтистов, много лет назад на небесах в ослепительных дворцах из нефрита жила многочисленная семья богов. Как и во всякой большой семье, среди богов случались ссоры, но по большей части они проводили бессмертную жизнь счастливо, хотя когда у них появились дети, а у детей – свои дети, то места на небесах стало слишком мало. И потому боги построили второй дом, по образу первого, и назвали его землей.
Поначалу земля была так же прекрасна, как и небеса, с бескрайними морями, высокими горами, густыми лесами и удивительными растениями и животными. К сожалению, многочисленные и избалованные дети богов начали пререкаться из-за земли еще до того, как она была закончена. Одни хотели получить тот же океан, другие спорили о том, кто займет самые высокие горы или самый крупный континент.
И наконец их склоки стали такими невыносимыми, что рассердили богов-родителей. "Мы построили для вас превосходный дом, и вот чем вы нам отплатили – испоганили его мелочностью, жадностью и ревностью, настроили брата против брата, сестру против сестры. Так забирайте землю, но будете за это наказаны, потому что больше вы от нас ничего не получите". И родители лишили детей божественной силы, сделали их маленькими, слабыми и голыми и изгнали с небес.
Всеотец Ятто разрушил на мелкие кусочки единственный и только наполовину законченный нефритовый дворец на земле и закопал его на гористом острове.
Однако боги, как любые родители, не могли не приглядывать за страдающими детьми. Некоторые, например Тана, богиня луны, и Пойя, богиня плодородия, пожалели своих потомков и спустились поближе, освещая им путь в ночи и помогая вырастить пищу. Другие, такие как Йофо, бог тайфунов, или Саги, бог эпидемий, отказались быть снисходительными, и если их не умиротворять, напоминают человечеству о своей грозной силе.
Дейтисты считают, что все земные конфликты происходят из-за того, что боги-дети разозлили родителей и перессорились друг с другом. Прогресс человечества и благородные стремления – это попытка добиться от семьи прощения в обмен на духовный и физический статус бога, давно утерянный, но не совсем забытый.
Источник: Сага Зеленой Кости
#сказание #легенда #фэнтези
Согласно учению дейтистов, много лет назад на небесах в ослепительных дворцах из нефрита жила многочисленная семья богов. Как и во всякой большой семье, среди богов случались ссоры, но по большей части они проводили бессмертную жизнь счастливо, хотя когда у них появились дети, а у детей – свои дети, то места на небесах стало слишком мало. И потому боги построили второй дом, по образу первого, и назвали его землей.
Поначалу земля была так же прекрасна, как и небеса, с бескрайними морями, высокими горами, густыми лесами и удивительными растениями и животными. К сожалению, многочисленные и избалованные дети богов начали пререкаться из-за земли еще до того, как она была закончена. Одни хотели получить тот же океан, другие спорили о том, кто займет самые высокие горы или самый крупный континент.
И наконец их склоки стали такими невыносимыми, что рассердили богов-родителей. "Мы построили для вас превосходный дом, и вот чем вы нам отплатили – испоганили его мелочностью, жадностью и ревностью, настроили брата против брата, сестру против сестры. Так забирайте землю, но будете за это наказаны, потому что больше вы от нас ничего не получите". И родители лишили детей божественной силы, сделали их маленькими, слабыми и голыми и изгнали с небес.
Всеотец Ятто разрушил на мелкие кусочки единственный и только наполовину законченный нефритовый дворец на земле и закопал его на гористом острове.
Однако боги, как любые родители, не могли не приглядывать за страдающими детьми. Некоторые, например Тана, богиня луны, и Пойя, богиня плодородия, пожалели своих потомков и спустились поближе, освещая им путь в ночи и помогая вырастить пищу. Другие, такие как Йофо, бог тайфунов, или Саги, бог эпидемий, отказались быть снисходительными, и если их не умиротворять, напоминают человечеству о своей грозной силе.
Дейтисты считают, что все земные конфликты происходят из-за того, что боги-дети разозлили родителей и перессорились друг с другом. Прогресс человечества и благородные стремления – это попытка добиться от семьи прощения в обмен на духовный и физический статус бога, давно утерянный, но не совсем забытый.
Источник: Сага Зеленой Кости
#сказание #легенда #фэнтези
Цитата.
"Я терпеть не могу Аллегорию — аллегорию сознательную и умышленную, — и, однако ж, все попытки объяснить сущность мифа и волшебной сказки по необходимости задействуют язык иносказания. (И, конечно же, чем больше в истории «жизни», тем с большей легкостью к ней применимы аллегорические интерпретации; а чем лучше сделана намеренная аллегория, тем скорее ее воспримут просто как историю.) Как бы то ни было, во всей этой писанине речь идет главным образом о Падении, Смертности и Машине. О Падении — неизбежно, и мотив этот возникает в нескольких формах. О Смертности, тем более что она оказывает влияние на искусство и тягу к творчеству (или скорее к вторичному творчеству), у которой вроде бы нет никакой биологической функции и которая не имеет отношения к удовлетворению простых, обыкновенных биологических потребностей, с каковыми в нашем мире она обычно враждует. Это стремление одновременно сочетается со страстной любовью к первичному, настоящему миру и оттого исполнено ощущения смертности — и в то же время миром этим не насыщается. В нем заключены самые разные возможности для «Падения». Оно может стать собственническим, цепляясь за вещи, созданные "как свои собственные"; творец вторичной реальности желает быть Богом и Повелителем своего личного произведения. Он упрямо бунтует против законов Создателя — особенно же против смертности. И то, и другое (поодиночке или вместе) непременно ведет к жажде Власти, и того, чтобы воля срабатывала быстрее и эффективнее, — и отсюда к Машине (или Магии). Под последним я разумею любое использование внешних систем или приспособлений (приборов) вместо того, чтобы развивать врожденные, внутренние таланты и силы или даже просто использование этих талантов во имя искаженного побуждения подчинять: перепахивать реальный мир или принуждать чужую волю. Машина — наша более очевидная современная форма, хотя и соотносится с магией теснее, нежели обычно признается" (с) Толкин, в письме Мильтону Уолдману, 1951 г.
#цитата
"Я терпеть не могу Аллегорию — аллегорию сознательную и умышленную, — и, однако ж, все попытки объяснить сущность мифа и волшебной сказки по необходимости задействуют язык иносказания. (И, конечно же, чем больше в истории «жизни», тем с большей легкостью к ней применимы аллегорические интерпретации; а чем лучше сделана намеренная аллегория, тем скорее ее воспримут просто как историю.) Как бы то ни было, во всей этой писанине речь идет главным образом о Падении, Смертности и Машине. О Падении — неизбежно, и мотив этот возникает в нескольких формах. О Смертности, тем более что она оказывает влияние на искусство и тягу к творчеству (или скорее к вторичному творчеству), у которой вроде бы нет никакой биологической функции и которая не имеет отношения к удовлетворению простых, обыкновенных биологических потребностей, с каковыми в нашем мире она обычно враждует. Это стремление одновременно сочетается со страстной любовью к первичному, настоящему миру и оттого исполнено ощущения смертности — и в то же время миром этим не насыщается. В нем заключены самые разные возможности для «Падения». Оно может стать собственническим, цепляясь за вещи, созданные "как свои собственные"; творец вторичной реальности желает быть Богом и Повелителем своего личного произведения. Он упрямо бунтует против законов Создателя — особенно же против смертности. И то, и другое (поодиночке или вместе) непременно ведет к жажде Власти, и того, чтобы воля срабатывала быстрее и эффективнее, — и отсюда к Машине (или Магии). Под последним я разумею любое использование внешних систем или приспособлений (приборов) вместо того, чтобы развивать врожденные, внутренние таланты и силы или даже просто использование этих талантов во имя искаженного побуждения подчинять: перепахивать реальный мир или принуждать чужую волю. Машина — наша более очевидная современная форма, хотя и соотносится с магией теснее, нежели обычно признается" (с) Толкин, в письме Мильтону Уолдману, 1951 г.
#цитата
Сказание. Легенда.
Самая известная священная книга дейтистов, "Сказание о возвращении", – это история о благочестивом человеке по имени Цзеншу, много лет назад он обличил зло в деспотичном короле и был изгнан со своей земли. Он собрал пожитки своей большой семьи, включая семьи младших братьев и сестер, перевез их на огромный корабль и отплыл в поисках легендарных развалин нефритового дворца, построенного богами.
Он плавал сорок лет, делая остановки, но нигде не оставался надолго, одни боги ему помогали, а другие чинили препятствия, он пережил множество приключений, легших в основу кеконской мифологии, и в конце концов Цзеншу и его клан прибыли на нетронутый остров с пышной растительностью. В награду за набожность и упорство Всеотец Ятто заговорил с Цзеншу, ставшим уже стариком, и отвел его в горы, где тот нашел нефрит – остатки дома богов, когда-то предназначенного для человечества. Дар богов.
Пока его семья строила из камней деревню, Цзеншу удалился в горы, где жил отшельником в постоянной медитации. В окружении нефрита Цзеншу обрел почти божественную мудрость и способности, став еще ближе к Божественным добродетелям. Его внуки и правнуки приходили к нему за помощью, и он ненадолго прерывал свое одиночество, чтобы разрешить споры, остановить землетрясения, отогнать бури и защитить от вторжения варваров. Когда ему исполнилось триста лет, боги решили, что один Цзеншу из всей человеческой расы заслужил возвращения на небеса.
Набожные кеконские дейтисты считают себя потомками Цзеншу, стоящими ближе всех к милости богов. Религиозные Зеленые Кости строят жизнь по примеру Байцзена, любимого племянника Цзеншу, который отправился в горы, чтобы учиться у дяди, а после того как Цзеншу покинул землю, стал защитником жителей острова, первым и самым свирепым нефритовым воином из легенд. Кеконцы почтительно величают Цзеншу Тем Кто Вернулся, и лишь Зеленые Кости считают, что они достаточно близки к его наследию и могут называть его просто Старым дядюшкой.
После вознесения Цзеншу боги объявили, что если остальные люди последуют его примеру и обретут четыре Божественные добродетели – скромность, сострадание, храбрость и доброту, – то они тоже смогут вернуться в лоно богов. Все дейтисты верят, что это когда-нибудь случится, и называют это Возвращением.
Источник: Сага Зеленой Кости
#сказание #легенда #фэнтези
Самая известная священная книга дейтистов, "Сказание о возвращении", – это история о благочестивом человеке по имени Цзеншу, много лет назад он обличил зло в деспотичном короле и был изгнан со своей земли. Он собрал пожитки своей большой семьи, включая семьи младших братьев и сестер, перевез их на огромный корабль и отплыл в поисках легендарных развалин нефритового дворца, построенного богами.
Он плавал сорок лет, делая остановки, но нигде не оставался надолго, одни боги ему помогали, а другие чинили препятствия, он пережил множество приключений, легших в основу кеконской мифологии, и в конце концов Цзеншу и его клан прибыли на нетронутый остров с пышной растительностью. В награду за набожность и упорство Всеотец Ятто заговорил с Цзеншу, ставшим уже стариком, и отвел его в горы, где тот нашел нефрит – остатки дома богов, когда-то предназначенного для человечества. Дар богов.
Пока его семья строила из камней деревню, Цзеншу удалился в горы, где жил отшельником в постоянной медитации. В окружении нефрита Цзеншу обрел почти божественную мудрость и способности, став еще ближе к Божественным добродетелям. Его внуки и правнуки приходили к нему за помощью, и он ненадолго прерывал свое одиночество, чтобы разрешить споры, остановить землетрясения, отогнать бури и защитить от вторжения варваров. Когда ему исполнилось триста лет, боги решили, что один Цзеншу из всей человеческой расы заслужил возвращения на небеса.
Набожные кеконские дейтисты считают себя потомками Цзеншу, стоящими ближе всех к милости богов. Религиозные Зеленые Кости строят жизнь по примеру Байцзена, любимого племянника Цзеншу, который отправился в горы, чтобы учиться у дяди, а после того как Цзеншу покинул землю, стал защитником жителей острова, первым и самым свирепым нефритовым воином из легенд. Кеконцы почтительно величают Цзеншу Тем Кто Вернулся, и лишь Зеленые Кости считают, что они достаточно близки к его наследию и могут называть его просто Старым дядюшкой.
После вознесения Цзеншу боги объявили, что если остальные люди последуют его примеру и обретут четыре Божественные добродетели – скромность, сострадание, храбрость и доброту, – то они тоже смогут вернуться в лоно богов. Все дейтисты верят, что это когда-нибудь случится, и называют это Возвращением.
Источник: Сага Зеленой Кости
#сказание #легенда #фэнтези
Цитата.
"Том Бомбадил — персонаж не слишком-то важный (для повествования). Думаю, он сколько-то значим как «комментарий». Я хочу сказать, так я на самом деле не пишу: он просто выдумка (впервые появившаяся в «Оксфорд мэгэзин» около 1933 г.), и представляет собою нечто, что мне кажется важным, хотя в подробностях проанализировать это чувство я не готов. Однако ж я бы Тома не оставил, не обладай он своего рода функцией. Скажем, так. Повествование основывается на том, что есть сторона добра и есть сторона зла: красота противостоит безжалостному уродству, тирания — королевской власти, умеренная свобода по доброму согласию противостоит принуждению, которое давным-давно утратило какую бы то ни было цель, кроме власти как таковой, и так далее; но обе стороны, в определенной степени, защищают ли они или разрушают, нуждаются в некотором контроле. Но если вы, так сказать, дали «обет бедности», отказались от контроля и радуетесь вещам ради них самих, безотносительно к себе, смотрите, наблюдаете, отчасти познаете, тогда вопрос правоты и неправоты контроля и власти утратит для вас всякий смысл, а орудия власти станут бесполезными побрякушками. Это — естественный пацифистский взгляд на вещи, что всегда приходит на ум, если идет война. Но, похоже, с точки зрения Ривенделла подобный подход к жизни, конечно, прекрасен, однако есть в мире вещи, с которыми ему не справиться; и от них, тем не менее, зависит само его существование. В конечном итоге лишь победа Запада позволит Бомбадилу остаться или даже просто выжить. В мире Саурона у него нет будущего" (с) Толкин, в письме Наоми Митчисон, 25 апреля 1954 г.
#цитата
"Том Бомбадил — персонаж не слишком-то важный (для повествования). Думаю, он сколько-то значим как «комментарий». Я хочу сказать, так я на самом деле не пишу: он просто выдумка (впервые появившаяся в «Оксфорд мэгэзин» около 1933 г.), и представляет собою нечто, что мне кажется важным, хотя в подробностях проанализировать это чувство я не готов. Однако ж я бы Тома не оставил, не обладай он своего рода функцией. Скажем, так. Повествование основывается на том, что есть сторона добра и есть сторона зла: красота противостоит безжалостному уродству, тирания — королевской власти, умеренная свобода по доброму согласию противостоит принуждению, которое давным-давно утратило какую бы то ни было цель, кроме власти как таковой, и так далее; но обе стороны, в определенной степени, защищают ли они или разрушают, нуждаются в некотором контроле. Но если вы, так сказать, дали «обет бедности», отказались от контроля и радуетесь вещам ради них самих, безотносительно к себе, смотрите, наблюдаете, отчасти познаете, тогда вопрос правоты и неправоты контроля и власти утратит для вас всякий смысл, а орудия власти станут бесполезными побрякушками. Это — естественный пацифистский взгляд на вещи, что всегда приходит на ум, если идет война. Но, похоже, с точки зрения Ривенделла подобный подход к жизни, конечно, прекрасен, однако есть в мире вещи, с которыми ему не справиться; и от них, тем не менее, зависит само его существование. В конечном итоге лишь победа Запада позволит Бомбадилу остаться или даже просто выжить. В мире Саурона у него нет будущего" (с) Толкин, в письме Наоми Митчисон, 25 апреля 1954 г.
#цитата
Владимир Пропп, "Морфология волшебной сказки". Часть 8.
Имел неосторожность пообещать привести пример анализа какой-нибудь сказки по Проппу. Благо, Пропп такой пример предоставляет, и, что отрадно, достаточно небольшой. Далее приводится сказка "Гуси-лебеди" с указанием функций.
1. Начальная ситуяица (i).
Жили старичок со старушкою; у них была дочка да сынок маленький.
2. Запрет, усиленный обещаниями (б1).
"Дочка, дочка, — говорила мать, — мы пойдем на работу, принесем тебе булочку, сошьем платьице, купим платочек: будь умна, береги братца, не ходи со двора".
3. Отлучка старших (е1).
4. Нарушение запрета мотивируется (Mom).
5. Нарушение запрета (b1).
Старшие ушли, а дочка забыла, что ей приказывали, посадила братца на травку под окошко, а сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
6. Вредительство (А1).
Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крылышках.
7. Рудимент сообщения беды (В4).
Пришла девочка, глядь — брата нету.
8. Детализация; рудимент утроения.
Ахнула, кинулась туда-сюда — нету. Кликала, заливалась слезами, причитывала, что худо будет от отца и от матери — братец не откликнулся.
9. Выход из дома в поиски (С↑).
Выбежала в чистое поле;
10. Так как в сказке нет отправителя, который сообщил бы о беде, эта роль, с некоторым опозданием, переносится на похитителя, который тем, что он показывается на секунду, дает сведения о характере беды (связка — §).
метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. Гуси-лебеди давно себе дурную славу нажили, много шкодили и маленьких детей крадывали. Девушка угадала, что они унесли ее братца, бросилась их догонять.
11. Появление испытателя (каноничная форма его появления — встречен случайно).
Бежала, бежала, стоит печка.
12. Диалог с испытателем (очень сокращенный) и испытание (Д1).
"Печка, печка, скажи, куда гуси полетели?" — "Съешь моего ржаного пирожка — скажу".
13. Заносчивый ответ = отрицательная реакция героя (невыдержанное испытание Г1neg).
"О, у моего батюшки пшеничные не едятся".
14. Утроение. Мотивы Д1-Г1neg повторяются еще два раза. Награждения все три раза не происходит (Z1neg).
(Следует встреча с яблоней и с речкой. Сходные предложения и сходные заносчивые ответы).
15. Появление благодарного помощника.
И долго бы ей бегать по полям да бродить по лесу, да, к счастью, попался еж;
16. Беспомощное состояние помощника без просьбы о пощаде (δ7).
хотела она его толкнуть,
17. Пощада (Г7).
побоялась наколоться и спрашивает:
18. Диалог (связующий элемент — §).
"Ежик, ежик, не видал ли, куда гуси полетели?".
19. Благодарный еж указывает путь (Z9 = R4).
"Вон туда-то", — указал.
20. Жилище антагониста-вредителя.
Побежала — стоит избушка на курьих ножках, стоит — поворачивается.
21. Облик антагониста.
В избушке сидит Баба-яга, морда жилиная, нога глиняная.
22. Появление искомого персонажа.
Сидит и братец на лавочке,
23. Золото — одна из постоянных деталей искомого персонажа. Атрибут.
играет золотыми яблочками.
24. Добыча с применением хитрости или силы (Л1).
25. Не упомянуто, но подразумевается и возвращение.
Увидела его сестра, подкралась, схватила и унесла,
26. Погоня, преследование в форме полета (Пр1).
а гуси за нею в погоню летят; нагонят злодеи — куда деваться?
Вот и сказочке конец, а кто разобрал — молодец.
#мифология #пропп
Имел неосторожность пообещать привести пример анализа какой-нибудь сказки по Проппу. Благо, Пропп такой пример предоставляет, и, что отрадно, достаточно небольшой. Далее приводится сказка "Гуси-лебеди" с указанием функций.
1. Начальная ситуяица (i).
Жили старичок со старушкою; у них была дочка да сынок маленький.
2. Запрет, усиленный обещаниями (б1).
"Дочка, дочка, — говорила мать, — мы пойдем на работу, принесем тебе булочку, сошьем платьице, купим платочек: будь умна, береги братца, не ходи со двора".
3. Отлучка старших (е1).
4. Нарушение запрета мотивируется (Mom).
5. Нарушение запрета (b1).
Старшие ушли, а дочка забыла, что ей приказывали, посадила братца на травку под окошко, а сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
6. Вредительство (А1).
Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крылышках.
7. Рудимент сообщения беды (В4).
Пришла девочка, глядь — брата нету.
8. Детализация; рудимент утроения.
Ахнула, кинулась туда-сюда — нету. Кликала, заливалась слезами, причитывала, что худо будет от отца и от матери — братец не откликнулся.
9. Выход из дома в поиски (С↑).
Выбежала в чистое поле;
10. Так как в сказке нет отправителя, который сообщил бы о беде, эта роль, с некоторым опозданием, переносится на похитителя, который тем, что он показывается на секунду, дает сведения о характере беды (связка — §).
метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. Гуси-лебеди давно себе дурную славу нажили, много шкодили и маленьких детей крадывали. Девушка угадала, что они унесли ее братца, бросилась их догонять.
11. Появление испытателя (каноничная форма его появления — встречен случайно).
Бежала, бежала, стоит печка.
12. Диалог с испытателем (очень сокращенный) и испытание (Д1).
"Печка, печка, скажи, куда гуси полетели?" — "Съешь моего ржаного пирожка — скажу".
13. Заносчивый ответ = отрицательная реакция героя (невыдержанное испытание Г1neg).
"О, у моего батюшки пшеничные не едятся".
14. Утроение. Мотивы Д1-Г1neg повторяются еще два раза. Награждения все три раза не происходит (Z1neg).
(Следует встреча с яблоней и с речкой. Сходные предложения и сходные заносчивые ответы).
15. Появление благодарного помощника.
И долго бы ей бегать по полям да бродить по лесу, да, к счастью, попался еж;
16. Беспомощное состояние помощника без просьбы о пощаде (δ7).
хотела она его толкнуть,
17. Пощада (Г7).
побоялась наколоться и спрашивает:
18. Диалог (связующий элемент — §).
"Ежик, ежик, не видал ли, куда гуси полетели?".
19. Благодарный еж указывает путь (Z9 = R4).
"Вон туда-то", — указал.
20. Жилище антагониста-вредителя.
Побежала — стоит избушка на курьих ножках, стоит — поворачивается.
21. Облик антагониста.
В избушке сидит Баба-яга, морда жилиная, нога глиняная.
22. Появление искомого персонажа.
Сидит и братец на лавочке,
23. Золото — одна из постоянных деталей искомого персонажа. Атрибут.
играет золотыми яблочками.
24. Добыча с применением хитрости или силы (Л1).
25. Не упомянуто, но подразумевается и возвращение.
Увидела его сестра, подкралась, схватила и унесла,
26. Погоня, преследование в форме полета (Пр1).
а гуси за нею в погоню летят; нагонят злодеи — куда деваться?
Вот и сказочке конец, а кто разобрал — молодец.
#мифология #пропп
Цитата.
"Саурон, конечно же, не был «зол» изначально. Он был одним из тех «духов», кого склонил ко злу Изначальный Темный Властелин (Изначальный Бунтарь в плане вторичного творчества) Моргот. Когда же Моргот был повержен, Саурону дали возможность раскаяться, но он не смог вынести унизительного отречения и о прощении молить не стал; так что его временное возвращение к добру и «благу» закончилось еще более грандиозным отступничеством, пока он не стал главным воплощением Зла последующих эпох. Но в самом начале Второй эпохи он был еще прекрасен с виду или мог до поры принимать прекрасное зримое обличие, и на самом деле не вполне предался злу, если только не считать, что всецело преданы злу все «реформаторы», желающие ускорить «реконструкцию» и «преобразование», — еще до того, как их изгложут гордыня и жажда утвердить свою волю. Отдельный род Высоких эльфов, нолдор или Владеющие знанием, всегда были на стороне, как бы мы сказали, «науки и техники»; они хотели перенять знания, которыми Саурон действительно обладал; а эльфы Эрегиона не вняли предостережениям Гильгалада и Эльронда. Это особое «желание» эрегионских эльфов — «аллегория» любви к механизмам и техническим приспособлением, если угодно, — символизируется также их близкой дружбой с гномами Мории" (с) В письме Питеру Гастингсу, сентябрь 1954 г.
#цитата
"Саурон, конечно же, не был «зол» изначально. Он был одним из тех «духов», кого склонил ко злу Изначальный Темный Властелин (Изначальный Бунтарь в плане вторичного творчества) Моргот. Когда же Моргот был повержен, Саурону дали возможность раскаяться, но он не смог вынести унизительного отречения и о прощении молить не стал; так что его временное возвращение к добру и «благу» закончилось еще более грандиозным отступничеством, пока он не стал главным воплощением Зла последующих эпох. Но в самом начале Второй эпохи он был еще прекрасен с виду или мог до поры принимать прекрасное зримое обличие, и на самом деле не вполне предался злу, если только не считать, что всецело преданы злу все «реформаторы», желающие ускорить «реконструкцию» и «преобразование», — еще до того, как их изгложут гордыня и жажда утвердить свою волю. Отдельный род Высоких эльфов, нолдор или Владеющие знанием, всегда были на стороне, как бы мы сказали, «науки и техники»; они хотели перенять знания, которыми Саурон действительно обладал; а эльфы Эрегиона не вняли предостережениям Гильгалада и Эльронда. Это особое «желание» эрегионских эльфов — «аллегория» любви к механизмам и техническим приспособлением, если угодно, — символизируется также их близкой дружбой с гномами Мории" (с) В письме Питеру Гастингсу, сентябрь 1954 г.
#цитата
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 1. Приступаю к рассмотрению данного фундаментального труда. Если "Морфология" была посвящена компаративизму, то здесь предпринимается попытка выяснить, откуда волшебные сказки появились. Речь идет не об истории сказки, а именно о ее генезисе, зарождении.
Под волшебной сказкой понимается сказка, имеющая черты, определенные в "Морфологии". Так как нам это не очень помогает, Пропп поясняет, что это значит: [начало определения ]волшебная сказка это жанр сказок, который начинается с нанесения какого-либо ущерба или вреда (похищение, изгнание и др.) или с желания иметь что-либо (царь посылает сына за жар-птицей) и развивается через отправку героя из дома, встречу с дарителем, который дарит ему волшебное средство или помощника, при помощи которого предмет поисков находится. В дальнейшем сказка дает поединок с противником, возвращение и погоню. [конец определения]. Да, как мы видим волшебная сказка определяется исключительно через набор морфологических функций.
Пропп отказывается от разделения волшебных сказок на разные сюжеты и их изучения по отдельности. Он полагает, что родство волшебных сказок между собой настолько сильное, что можно обойтись и без этого и рассматривать волшебную сказку как цельную сущность.
Для понимания генезиса волшебной сказки необходимо понять общественную формацию, в которой она появилась. Пропп утверждает, что произошло это задолго до социализма, коммунизма и даже феодализма. Истоки сказки неразрывно связаны с особенностями общественных институтов, в которых она зарождалась. В качестве примера приводится тот факт, что герой сказки чаще всего ищет невесту где-то далеко, что может являться отголоском экзогамии.
Также прямое отношение к историческим корням волшебной сказки имеют религия, обряды и обычаи, так как они и их отголоски используются в сказках повсеместно. Например, в одной сказке упоминаются кости коровы, которые закапываются в саду и поливаются водой, и такой обряд действительно существовал. Непонятно только, почему и зачем. В некоторых случаях сказка даже может помочь растолковать некоторые исторические вопросы, связанные с обрядами, превращаясь, таким образом из "объяснимого" в "объясняющее".
Интересны случаи "обращений" — переосмысления обряда, когда ему придается обратная трактовка. Например, существовал обряд приносить девушку в жертву реке, чтобы обеспечить плодородный сезон. В одной сказке появляется персонаж, который спасает девушку от этой участи, за что всячески восхваляется. В реальности такого человека безжалостно растерзали бы, так как он якобы поставил бы под угрозу всю коммуну. Примеры таких "обращений" многочисленны. Они показывают, что сюжет сказки это не прямое отражение действительности, а ее переосмысление и даже отрицание.
При этом, необходимо отдавать себе отчет в том, что истоком сказки является не только историческая действительности, но что в ней присутствуют и совершенно вымышленные элементы. Очень тесно родство сказки с мифом, но каково оно и в чем различие, оставлю за рамками. И последнее — важно понять не только то, откуда взялся элемент, представляемый в сказке, но и почему именно он представляется и именно ему уделяется внимание.
То есть, мы приходим к тому, что для понимания генезиса волшебной сказки необходимо знать исторический контекст, главенствующие общественные институты, обряды и обычаи на период ее возникновения, а также понимать связь с мифологией.
#мифология #пропп
Под волшебной сказкой понимается сказка, имеющая черты, определенные в "Морфологии". Так как нам это не очень помогает, Пропп поясняет, что это значит: [начало определения ]волшебная сказка это жанр сказок, который начинается с нанесения какого-либо ущерба или вреда (похищение, изгнание и др.) или с желания иметь что-либо (царь посылает сына за жар-птицей) и развивается через отправку героя из дома, встречу с дарителем, который дарит ему волшебное средство или помощника, при помощи которого предмет поисков находится. В дальнейшем сказка дает поединок с противником, возвращение и погоню. [конец определения]. Да, как мы видим волшебная сказка определяется исключительно через набор морфологических функций.
Пропп отказывается от разделения волшебных сказок на разные сюжеты и их изучения по отдельности. Он полагает, что родство волшебных сказок между собой настолько сильное, что можно обойтись и без этого и рассматривать волшебную сказку как цельную сущность.
Для понимания генезиса волшебной сказки необходимо понять общественную формацию, в которой она появилась. Пропп утверждает, что произошло это задолго до социализма, коммунизма и даже феодализма. Истоки сказки неразрывно связаны с особенностями общественных институтов, в которых она зарождалась. В качестве примера приводится тот факт, что герой сказки чаще всего ищет невесту где-то далеко, что может являться отголоском экзогамии.
Также прямое отношение к историческим корням волшебной сказки имеют религия, обряды и обычаи, так как они и их отголоски используются в сказках повсеместно. Например, в одной сказке упоминаются кости коровы, которые закапываются в саду и поливаются водой, и такой обряд действительно существовал. Непонятно только, почему и зачем. В некоторых случаях сказка даже может помочь растолковать некоторые исторические вопросы, связанные с обрядами, превращаясь, таким образом из "объяснимого" в "объясняющее".
Интересны случаи "обращений" — переосмысления обряда, когда ему придается обратная трактовка. Например, существовал обряд приносить девушку в жертву реке, чтобы обеспечить плодородный сезон. В одной сказке появляется персонаж, который спасает девушку от этой участи, за что всячески восхваляется. В реальности такого человека безжалостно растерзали бы, так как он якобы поставил бы под угрозу всю коммуну. Примеры таких "обращений" многочисленны. Они показывают, что сюжет сказки это не прямое отражение действительности, а ее переосмысление и даже отрицание.
При этом, необходимо отдавать себе отчет в том, что истоком сказки является не только историческая действительности, но что в ней присутствуют и совершенно вымышленные элементы. Очень тесно родство сказки с мифом, но каково оно и в чем различие, оставлю за рамками. И последнее — важно понять не только то, откуда взялся элемент, представляемый в сказке, но и почему именно он представляется и именно ему уделяется внимание.
То есть, мы приходим к тому, что для понимания генезиса волшебной сказки необходимо знать исторический контекст, главенствующие общественные институты, обряды и обычаи на период ее возникновения, а также понимать связь с мифологией.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 2.
Одной из основных сказочных завязок является покидание старшими дома со строгим наказом младшим никуда не ходить, часто даже не ступать на порог. Пропп считает, что этот мотив восходит к обычаям изоляции царей, бытовавшим во многих культурах. Де царь не должен был никому показывать своего лица, покидать дворец и окружался множеством ритуалов, потому что считалось, что от него (в мистическом смысле) зависит благополучие народа, так что лучше не искушать судьбу, позволяя ему шляться где попало. По схожим соображениям царям и их потомству часто запрещали выходить на солнце, типа солнечные боги их увидят и напакостят. Поэтому же дети благородных кровей (царевны) в сказках часто сидят в темнице или носят маски.
С этим созвучен запрет стричь волосы. Считалось, что в волосах содержится магическая сила, а поэтому длинные волосы означают могучий мана-пул и возможность творить множество заклинаний. Ну и у тех же заключенных в темницах царевен длинные волосы это практически непременный атрибут.
Несмотря на то, что мы знаем историческую подоплеку заточения, в сказках запрет покидать жилище никогда не мотивируется, просто нельзя и все. Максимум могут пригрозить гневом батюшки.
Понятно, что запрет неизменно нарушается, иначе сказки бы не было. Как только это происходит, случается беда. Ее мгновенность и неотвратимость с одной стороны показывают, что запреты нарушать не следует, а с другой служат триггером сюжета произведения. Чаще всего беда заключается в том, что нарушившего запрет похищают (в случае девушек это часто змей).
Вызволять бедолагу отправляется главный герой произведения. Пропп отмечает интересную делать, что хотя путешествие героя содержит множество приключений, сама дорога никогда подробно не описывается. Он идет "долго ли, коротко ли" и доходит. В противовес этому приводится "Одиссея", одно из основных "путешествий" человеческой культуры, в которой описания странствий более подробные. Выдвигается предположение, что "Одиссея", которая, как пишет Пропп, моложе сказки (для меня это не так уж очевидно), выработала этот элемент впоследствии.
В путь герой снаряжается разными артефактами, среди которых часто присутствуют обувь, посох и хлеб (три пары башмаков надо сносить и три посоха чугунных погнуть). Отмечается, что это именно те вещи, которыми во многих обрядах снабжали умерших для путешествия в ином мире. Даже в относительно современных обрядах захоронения у алеманнов в могилу часто помещаются свечи, обувь и посох. То есть, отправка героя в путь в некотором роде символизирует его переход в иной мир. Пропп об этом не пишет, но другие исследователи считают, что и вездесущая избушка на курьих ножках, которую невозможно обойти, а обязательно надо повернуть специальным заклинанием, является порталом в мир мертвых, что созвучно. Чтобы понять, насколько справедливо сравнение героя с покойником, нужно рассмотреть его дальнейший путь.
#мифология #пропп
Одной из основных сказочных завязок является покидание старшими дома со строгим наказом младшим никуда не ходить, часто даже не ступать на порог. Пропп считает, что этот мотив восходит к обычаям изоляции царей, бытовавшим во многих культурах. Де царь не должен был никому показывать своего лица, покидать дворец и окружался множеством ритуалов, потому что считалось, что от него (в мистическом смысле) зависит благополучие народа, так что лучше не искушать судьбу, позволяя ему шляться где попало. По схожим соображениям царям и их потомству часто запрещали выходить на солнце, типа солнечные боги их увидят и напакостят. Поэтому же дети благородных кровей (царевны) в сказках часто сидят в темнице или носят маски.
С этим созвучен запрет стричь волосы. Считалось, что в волосах содержится магическая сила, а поэтому длинные волосы означают могучий мана-пул и возможность творить множество заклинаний. Ну и у тех же заключенных в темницах царевен длинные волосы это практически непременный атрибут.
Несмотря на то, что мы знаем историческую подоплеку заточения, в сказках запрет покидать жилище никогда не мотивируется, просто нельзя и все. Максимум могут пригрозить гневом батюшки.
Понятно, что запрет неизменно нарушается, иначе сказки бы не было. Как только это происходит, случается беда. Ее мгновенность и неотвратимость с одной стороны показывают, что запреты нарушать не следует, а с другой служат триггером сюжета произведения. Чаще всего беда заключается в том, что нарушившего запрет похищают (в случае девушек это часто змей).
Вызволять бедолагу отправляется главный герой произведения. Пропп отмечает интересную делать, что хотя путешествие героя содержит множество приключений, сама дорога никогда подробно не описывается. Он идет "долго ли, коротко ли" и доходит. В противовес этому приводится "Одиссея", одно из основных "путешествий" человеческой культуры, в которой описания странствий более подробные. Выдвигается предположение, что "Одиссея", которая, как пишет Пропп, моложе сказки (для меня это не так уж очевидно), выработала этот элемент впоследствии.
В путь герой снаряжается разными артефактами, среди которых часто присутствуют обувь, посох и хлеб (три пары башмаков надо сносить и три посоха чугунных погнуть). Отмечается, что это именно те вещи, которыми во многих обрядах снабжали умерших для путешествия в ином мире. Даже в относительно современных обрядах захоронения у алеманнов в могилу часто помещаются свечи, обувь и посох. То есть, отправка героя в путь в некотором роде символизирует его переход в иной мир. Пропп об этом не пишет, но другие исследователи считают, что и вездесущая избушка на курьих ножках, которую невозможно обойти, а обязательно надо повернуть специальным заклинанием, является порталом в мир мертвых, что созвучно. Чтобы понять, насколько справедливо сравнение героя с покойником, нужно рассмотреть его дальнейший путь.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 3.
Интересный персонаж, присутствующий во многих сказках — яга. Пропп выделяет три типа яги: ягу-дарительницу, к которой обращаются за помощью; ягу-похитительницу, которая похищает детей и пытается их скушать; и ягу-воительницу, которая летает на ступе разя врагов ятаганом. Но неизменно яга связывается с миром мертвых. Один вопрос — как и в чем это проявляется — будет рассмотрен позже, нам же предлагают задаться вопросом более интересным — почему сказки так тесно переплетены с представлениями о смерти? Один корень этого кроется в связи между представлениями о смерти и обрядами инициации (которые, как утверждается, и находят отражение в сказках) — посвящения молодых людей в мужчины, важнейшего действа родовых обществ.
Что символически происходит во время обряда инициации? Предполагается, что мальчик умирает и воскресает уже новым человеком — мужчиной и полноправным членом общества. Во время обряда мальчика символически сжигали, варили, скармливали животным, а иногда и наносили вполне реальные увечья — отрубание пальца или шрамирование. При этом, сам испытуемый, судя по всему, свято верил в свою смерть и воскрешение. И происходило все это дело обязательно в каком-то тайном месте — чаще всего в лесу.
В сказке же герой неизменно попадает в глухую чащу, где и встречает ягу. Пропп утверждает, что связь между лесом и обрядом посвящения настолько прочна, что ее можно считать двусторонней. То есть, каждое попадание в лес можно однозначно считать связанным с посвящением. Сказочный лес невозможно пройти, это преграда. Герою обязательно требуется помощь проводника (яги). Ну и конечно неизменный атрибут такого леса — необходимая (в прямом смысле) избушка, которую можно лишь повернуть специальным заклинанием. Избушка играет роль сторожевой заставы, отделяющей царство живых от царства мертвых, а войти в нее может только тот, кто выполнит специальный квест. В мифах многих народов тоже присутствует страж мира мертвых, но ни о какой избушке речи не идет, чаще всего страж предстает в облике животного. Однако и у избушки яги почти неизменно присутствуют зооморфные черты (например, курьи ножки или дверь с признаками животного). Пропп полагает, что избушка символизирует место, в котором проводился обряд посвящения.
Войдя в избушку, герой часто получает комментарий о том, что пахнет живым человеком — непорядок, надо исправить. После этого героя неизменно кормят и поят (а иногда и в баньку водят) — элемент, который тоже присутствует в обрядах инициации почти всех культур и заключается в употреблении специальной пищи или напитка, предназначенных для мертвецов.
Таковы действия героя при попытке пересечь границу между мирами. Далее рассмотрим свойства самой яги (хранительницы Врат Мории) и ее испытаний.
Ремарка: все эти рассуждения в кратком изложении могут показаться притянутыми за уши, но Пропп действительно приводит множество свидетельств из мифов, которые делают их более правдоподобными. Если интересно — отсылаю к первоисточнику, вестимо.
#мифология #пропп
Интересный персонаж, присутствующий во многих сказках — яга. Пропп выделяет три типа яги: ягу-дарительницу, к которой обращаются за помощью; ягу-похитительницу, которая похищает детей и пытается их скушать; и ягу-воительницу, которая летает на ступе разя врагов ятаганом. Но неизменно яга связывается с миром мертвых. Один вопрос — как и в чем это проявляется — будет рассмотрен позже, нам же предлагают задаться вопросом более интересным — почему сказки так тесно переплетены с представлениями о смерти? Один корень этого кроется в связи между представлениями о смерти и обрядами инициации (которые, как утверждается, и находят отражение в сказках) — посвящения молодых людей в мужчины, важнейшего действа родовых обществ.
Что символически происходит во время обряда инициации? Предполагается, что мальчик умирает и воскресает уже новым человеком — мужчиной и полноправным членом общества. Во время обряда мальчика символически сжигали, варили, скармливали животным, а иногда и наносили вполне реальные увечья — отрубание пальца или шрамирование. При этом, сам испытуемый, судя по всему, свято верил в свою смерть и воскрешение. И происходило все это дело обязательно в каком-то тайном месте — чаще всего в лесу.
В сказке же герой неизменно попадает в глухую чащу, где и встречает ягу. Пропп утверждает, что связь между лесом и обрядом посвящения настолько прочна, что ее можно считать двусторонней. То есть, каждое попадание в лес можно однозначно считать связанным с посвящением. Сказочный лес невозможно пройти, это преграда. Герою обязательно требуется помощь проводника (яги). Ну и конечно неизменный атрибут такого леса — необходимая (в прямом смысле) избушка, которую можно лишь повернуть специальным заклинанием. Избушка играет роль сторожевой заставы, отделяющей царство живых от царства мертвых, а войти в нее может только тот, кто выполнит специальный квест. В мифах многих народов тоже присутствует страж мира мертвых, но ни о какой избушке речи не идет, чаще всего страж предстает в облике животного. Однако и у избушки яги почти неизменно присутствуют зооморфные черты (например, курьи ножки или дверь с признаками животного). Пропп полагает, что избушка символизирует место, в котором проводился обряд посвящения.
Войдя в избушку, герой часто получает комментарий о том, что пахнет живым человеком — непорядок, надо исправить. После этого героя неизменно кормят и поят (а иногда и в баньку водят) — элемент, который тоже присутствует в обрядах инициации почти всех культур и заключается в употреблении специальной пищи или напитка, предназначенных для мертвецов.
Таковы действия героя при попытке пересечь границу между мирами. Далее рассмотрим свойства самой яги (хранительницы Врат Мории) и ее испытаний.
Ремарка: все эти рассуждения в кратком изложении могут показаться притянутыми за уши, но Пропп действительно приводит множество свидетельств из мифов, которые делают их более правдоподобными. Если интересно — отсылаю к первоисточнику, вестимо.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 4. Итак, баба яга, стало быть.
Как было сказана, яга бывает трех видов. Яга-дарительница обязательно находится в избе, обязательно лежит и обязательно заполняет собой всю избу. То есть, изба это гроб, а сама яга — умертвий. Аналогами бабы яги в разных мифологиях называются скандинавская властительница мертвых Хель, тоже имеющая трупный вид, и почему-то греческие Калипсо и Полифем. Неизменный атрибут яги — костяная нога — тоже может быть отнесен к трупным признакам, но тут все сложно. Кроме того, хотя об этом не говорится прямо, можно выяснить, что баба яга слепа и ориентируется исключительно по запаху. Эта слепота связывается с тем, что как живые не видят мир мертвых, так и мертвые должны не видеть мир живых. Ну и у Толкина, вспомним, как Назгул не могли лицезреть Фродо, не надевшего колечко. Но как же тогда герой видит ягу? А никак! Он тоже слепнет. Часто при входе в избушку герой жалуется, что ему глаза надуло или просит воды их промыть.
Еще один признак яги — гипертрофированные женские признаки, но отсутствие материнства. То есть она мать, но мать не людям, а лесным зверям, она хозяйка леса. Но какая связь между мертвыми и животными? Пропп приводит несколько примеров, показывающих, что у древних смерть ассоциировалась с превращением в животного и, если воспринимать так, то связь становится очень объяснимой. Но это могут быть и просто две "тотемные линии", совмещенные в одном образе.
Интересно, что яга дискриминирует своих посетителей по полу. Женщинам она часто в качестве испытания дает всякие неочевидные квесты, а вот мужчины удостаиваются дара сразу же после диалога. Почему так — не совсем понятно. Может, мужчина уже выполнил свои квесты, узнав заклинание и не испугавшись еды из мира мертвых, а может он получает желаемое просто по праву сильного.
Интересно испытание отсутствием сна. Встречается оно не только у яги, но в самых разнообразных обстоятельствах разных культур. Пропп утверждает, что дело тут опять в царстве мертвых. Герой не должен заснуть, потому что мертвые не спят — сделав это, он выдал бы, что живой, и был бы покаран армией нежити. В обрядах инициации запрет сна бывает связан с тем, что злым духам проще овладеть "новорожденным", когда он спит (или по причине нанесенных увечий).
Во время обряда мальчики подвергались различным издевательствам — долго не давали спать, отрубали палец, шрамировали, заставляли употреблять в пищу человеческую плоть. Зачем все это делалось? Тут много предположений. Либо нужно было довести до безумия, чтобы человек сам поверил, что умер и воскрес, но это как-то слабенько; либо индоктринировать, приучить к послушанию старшим; либо закалить характер, чтобы человек был хорошим воином. Последние две версии хорошие. Воскресение (посещение мира духов) связывалось с получением магических свойств, а если человек верит в свой магический мультикласс, это может быть полезным в ряде областей.
Касательно отрубания пальца — почему-то чаще всего это мизинец. Ну, понятно почему, он нужен меньше чем другие пальцы, а ему еще копьем махать. Отрубание мизинца в сказках, кстати, тоже широко отражено. В одной сказке у всех детей отрубили по мизинцу, чтобы проверить, достаточно ли они вкусные. Было найдено, что недостаточно, и полностью их есть не стали. Вообще, разрубание присутствует как обряд виртуального умерщвления во многих культурах. Но так как разрубать человека посередине довольно опасно, ограничиваются пальцем.
#мифология #пропп
Как было сказана, яга бывает трех видов. Яга-дарительница обязательно находится в избе, обязательно лежит и обязательно заполняет собой всю избу. То есть, изба это гроб, а сама яга — умертвий. Аналогами бабы яги в разных мифологиях называются скандинавская властительница мертвых Хель, тоже имеющая трупный вид, и почему-то греческие Калипсо и Полифем. Неизменный атрибут яги — костяная нога — тоже может быть отнесен к трупным признакам, но тут все сложно. Кроме того, хотя об этом не говорится прямо, можно выяснить, что баба яга слепа и ориентируется исключительно по запаху. Эта слепота связывается с тем, что как живые не видят мир мертвых, так и мертвые должны не видеть мир живых. Ну и у Толкина, вспомним, как Назгул не могли лицезреть Фродо, не надевшего колечко. Но как же тогда герой видит ягу? А никак! Он тоже слепнет. Часто при входе в избушку герой жалуется, что ему глаза надуло или просит воды их промыть.
Еще один признак яги — гипертрофированные женские признаки, но отсутствие материнства. То есть она мать, но мать не людям, а лесным зверям, она хозяйка леса. Но какая связь между мертвыми и животными? Пропп приводит несколько примеров, показывающих, что у древних смерть ассоциировалась с превращением в животного и, если воспринимать так, то связь становится очень объяснимой. Но это могут быть и просто две "тотемные линии", совмещенные в одном образе.
Интересно, что яга дискриминирует своих посетителей по полу. Женщинам она часто в качестве испытания дает всякие неочевидные квесты, а вот мужчины удостаиваются дара сразу же после диалога. Почему так — не совсем понятно. Может, мужчина уже выполнил свои квесты, узнав заклинание и не испугавшись еды из мира мертвых, а может он получает желаемое просто по праву сильного.
Интересно испытание отсутствием сна. Встречается оно не только у яги, но в самых разнообразных обстоятельствах разных культур. Пропп утверждает, что дело тут опять в царстве мертвых. Герой не должен заснуть, потому что мертвые не спят — сделав это, он выдал бы, что живой, и был бы покаран армией нежити. В обрядах инициации запрет сна бывает связан с тем, что злым духам проще овладеть "новорожденным", когда он спит (или по причине нанесенных увечий).
Во время обряда мальчики подвергались различным издевательствам — долго не давали спать, отрубали палец, шрамировали, заставляли употреблять в пищу человеческую плоть. Зачем все это делалось? Тут много предположений. Либо нужно было довести до безумия, чтобы человек сам поверил, что умер и воскрес, но это как-то слабенько; либо индоктринировать, приучить к послушанию старшим; либо закалить характер, чтобы человек был хорошим воином. Последние две версии хорошие. Воскресение (посещение мира духов) связывалось с получением магических свойств, а если человек верит в свой магический мультикласс, это может быть полезным в ряде областей.
Касательно отрубания пальца — почему-то чаще всего это мизинец. Ну, понятно почему, он нужен меньше чем другие пальцы, а ему еще копьем махать. Отрубание мизинца в сказках, кстати, тоже широко отражено. В одной сказке у всех детей отрубили по мизинцу, чтобы проверить, достаточно ли они вкусные. Было найдено, что недостаточно, и полностью их есть не стали. Вообще, разрубание присутствует как обряд виртуального умерщвления во многих культурах. Но так как разрубать человека посередине довольно опасно, ограничиваются пальцем.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 5. Что происходило после инициации?
После обряда инициации молодой человек домой возвращался далеко не сразу. Обрядовое перерождение знаменует начало новой жизни, которая могла развиваться по ряду сценариев. Одним распространенным институтом родового строя были "мужские дома" — лесные общины, в которых мужчины жили сообща, часто с целью охоты. Это были обширные, обнесенные оградой с черепами дома, почему-то на столбах. В сказках их отражение присутствует в виде больших пустых домов, которые герой никак не может обойти. Иногда герой и сам выстраивает большой дом и остается в нем жить вместе с товарищами. Если герой посещает большой дом, то его иногда встречает старуха. Старухи допускались, потому что уже не считались женщинами. Кроме старухи в доме никого нет — другие обитатели, она их называет разбойниками или братьями, сообща на охоте и явятся только к вечеру. По-видимому, часто разбойниками в современном понимании они и были. Типа, после обряда общие правила им были не писаны и разрешалось применять насилие даже к своим.
Хотя вот далее упоминаются так называемые "сестрицы" — мужики все же могли брать в дом женщин, которые их всячески обслуживали. И вроде как для женщин такое трудоустройство было даже почетным. Ну и действительно, в сказке часто встречается девушка, живущая в доме с несколькими мужчинами. Кстати, женские дома тоже были, но в сказках их почему-то нет.
Мужской дом это место таинства, там хранились святыни, о которых не принадлежащим братству знать не полагалось. А "сестрицы" селились в домах лишь временно. Как их отпустить обратно? Тут два варианта — их надо либо чикнуть, либо самих посвятить. Об этом особом женском посвящении мало информации, но по-видимому отсюда пошли сказки о всяких спящих красавицах, ведь посвящение женщины тоже считалось ее перерождением. Но это все мутно.
Иногда таинственный (от слова "таинство") мужской дом редуцировался до запретной комнаты или чулана, в которые герой каким-то нечестным способом попадал, чтобы обнаружить там тотемы животных. Опять же — связь с охотой. Да и даже в самих мужских домах иногда встречаются запретные чуланы. В чулане герой также мог найти помощника — коня, собаку, орла. Или даже спящую красавицу.
Люди в подобных обществах часто имели два брака — вольный и групповой в мужском доме, а потом уже нормальный, с целью создания семьи. И действительно, в сказках иногда можно видеть, как люди женятся два раза, первый же супруг при этом остается где-то в тридесятом царстве (в загробном лесном мире мужского дома, у-у-у-у!).
Кстати, после обряда почти всегда на определенный срок (до нескольких месяцев!) запрещалось мыться. Зачем — много предположений. Это могло быть связано с обрядами плодородия. Типа, грязнули приобщаются к земле и как-то ассоциируются с уходящим под землю божеством плодородия. Или же неумывание как-то подготавливало к браку. Молодой человек долго ходил немытым, а потом группа женщин его мыла и плясала вокруг него. Блять, какой только хуйни не придумали.
Тесным образом здесь стоит и мотив "незнайки". Возвращающийся остается неузнанным, да и сам не знает даже своего имени. Это связано с тем, что после обряда, как уже было разобрано, человек новенький.
#мифология #пропп
После обряда инициации молодой человек домой возвращался далеко не сразу. Обрядовое перерождение знаменует начало новой жизни, которая могла развиваться по ряду сценариев. Одним распространенным институтом родового строя были "мужские дома" — лесные общины, в которых мужчины жили сообща, часто с целью охоты. Это были обширные, обнесенные оградой с черепами дома, почему-то на столбах. В сказках их отражение присутствует в виде больших пустых домов, которые герой никак не может обойти. Иногда герой и сам выстраивает большой дом и остается в нем жить вместе с товарищами. Если герой посещает большой дом, то его иногда встречает старуха. Старухи допускались, потому что уже не считались женщинами. Кроме старухи в доме никого нет — другие обитатели, она их называет разбойниками или братьями, сообща на охоте и явятся только к вечеру. По-видимому, часто разбойниками в современном понимании они и были. Типа, после обряда общие правила им были не писаны и разрешалось применять насилие даже к своим.
Хотя вот далее упоминаются так называемые "сестрицы" — мужики все же могли брать в дом женщин, которые их всячески обслуживали. И вроде как для женщин такое трудоустройство было даже почетным. Ну и действительно, в сказке часто встречается девушка, живущая в доме с несколькими мужчинами. Кстати, женские дома тоже были, но в сказках их почему-то нет.
Мужской дом это место таинства, там хранились святыни, о которых не принадлежащим братству знать не полагалось. А "сестрицы" селились в домах лишь временно. Как их отпустить обратно? Тут два варианта — их надо либо чикнуть, либо самих посвятить. Об этом особом женском посвящении мало информации, но по-видимому отсюда пошли сказки о всяких спящих красавицах, ведь посвящение женщины тоже считалось ее перерождением. Но это все мутно.
Иногда таинственный (от слова "таинство") мужской дом редуцировался до запретной комнаты или чулана, в которые герой каким-то нечестным способом попадал, чтобы обнаружить там тотемы животных. Опять же — связь с охотой. Да и даже в самих мужских домах иногда встречаются запретные чуланы. В чулане герой также мог найти помощника — коня, собаку, орла. Или даже спящую красавицу.
Люди в подобных обществах часто имели два брака — вольный и групповой в мужском доме, а потом уже нормальный, с целью создания семьи. И действительно, в сказках иногда можно видеть, как люди женятся два раза, первый же супруг при этом остается где-то в тридесятом царстве (в загробном лесном мире мужского дома, у-у-у-у!).
Кстати, после обряда почти всегда на определенный срок (до нескольких месяцев!) запрещалось мыться. Зачем — много предположений. Это могло быть связано с обрядами плодородия. Типа, грязнули приобщаются к земле и как-то ассоциируются с уходящим под землю божеством плодородия. Или же неумывание как-то подготавливало к браку. Молодой человек долго ходил немытым, а потом группа женщин его мыла и плясала вокруг него. Блять, какой только хуйни не придумали.
Тесным образом здесь стоит и мотив "незнайки". Возвращающийся остается неузнанным, да и сам не знает даже своего имени. Это связано с тем, что после обряда, как уже было разобрано, человек новенький.
#мифология #пропп
Пантеон.
Оказывается, что Юпитер, Зевс, Тюр и Дэва это одно и то же божество. Ну, все знают, что Юпитер и Зевс это римское и греческое именование громовержца, но оказывается, что их связь еще глубже, и все эти боги являются одним — индоевропейским красавцем, которого зовут Дьяус питар (Отец Небо) и который был верховным божеством наших древних древних предков.
Перечисленные божества родственны и этимологически. Связь между "Юпитер" и "Дьяус питар" более-менее заметна и так. Имя "Зевс" получилось редуцированием только первой половины имени — "Дьяус". Ну а "Тюр" произошел от второй половины — "питар".
О давно мертвых богах вроде Дьяуса питара не сохранилось практически ничего. Они канули в Лету и реконструируются лишь зыбкыми методами сравнительной мифологии. Быть может, если о них почаще вспоминать, то они оживут, как ожил старина Крул из-за капли пролитой крови?
#пантеон
Оказывается, что Юпитер, Зевс, Тюр и Дэва это одно и то же божество. Ну, все знают, что Юпитер и Зевс это римское и греческое именование громовержца, но оказывается, что их связь еще глубже, и все эти боги являются одним — индоевропейским красавцем, которого зовут Дьяус питар (Отец Небо) и который был верховным божеством наших древних древних предков.
Перечисленные божества родственны и этимологически. Связь между "Юпитер" и "Дьяус питар" более-менее заметна и так. Имя "Зевс" получилось редуцированием только первой половины имени — "Дьяус". Ну а "Тюр" произошел от второй половины — "питар".
О давно мертвых богах вроде Дьяуса питара не сохранилось практически ничего. Они канули в Лету и реконструируются лишь зыбкыми методами сравнительной мифологии. Быть может, если о них почаще вспоминать, то они оживут, как ожил старина Крул из-за капли пролитой крови?
#пантеон
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 6. Иные дарители.
С течением времени историческая обстановка изменяется, поклоняться духам леса становится уже не так модно, и ягу сменяют другие дарители. В тоже время преемственность по женской линии сменяется преемственностью по мужской и, соответственно, меняется пол дарителя. Теперь это чаще всего мужчина (иногда и женщина, но только если и герой сказки женщина), один из предков героя. Связь с миром мертвых сохраняется тем, что предок этот тоже умерший. Например, мертвый отец. По-видимому, здесь прослеживается переход от культа духов природы к культу предков. Дар сменяется с лесного животного на коня, что затем ретроспективно переписывается и на ягу. Здесь интересно то, что живые родители героя чаще всего оказываются рохлями и размазнями, а умершие — могучими ебаками, с которыми у героя устанавливается тесная духовная связь.
Умирающий отец часто наказывает детям ночевать несколько ночей на его могиле. Здесь прослеживается связь с апотропеическими обрядами (оберегание от зла). Необходимо убедиться, что мертвец не восстанет и не пойдет в ближайшую пивную утолять жажду на деньги налогоплательщиков. Всегда надо быть аккуратным с такими вещами.
Наконец, дарителем может стать вообще любой мертвец, которому герой оказал услугу. Например, похоронив его или расплатившись с долгами.
Другой интересный вид дарителей — благодарные животные. Это может быть и рак, и ежик, и птичка, которых герой хотел чикнуть, но они вымолили себе пощаду, и почему-то посчитали, что милостивое соизволение героя их не убивать это дохуя повод для благодарности. Но иногда герой оказывает и всамделишную услугу, спасая животное от чего-то. Тут интересно то, что животные, которых герой решил не убивать, часто оказываются теми, которых убивать в принципе запрещено, потому что они тотемные предки данного рода, а потому священны. Типа, умирающие люди и тотемные животные перевоплощаются друг в друга, и, убивая тотемное животное, герой убивает своего братика или будущего сыночка. Некрасиво. То есть, они в некотором роде тоже предки, что созвучно предыдущему виду дарителей.
Иногда животные-дарители образуют гибриды с природными духами, тогда мы получаем всяких силенов, сатиров, леших и прочих зооморфных гадин. Ну тут уж на что каждая конкретная мифология горазда — сонмы подобных существ.
Это все основные виды дарителей — яга (духи леса), мертвые родители (духи предков) и благодарные животные (тотемные духи). В редких случаях они мутируют в более обыденные формы — должников, пленников и прочих. Но можно проследить их связь с основными типами.
Далее по плану — рассмотрение собственно даров.
#мифология #пропп
С течением времени историческая обстановка изменяется, поклоняться духам леса становится уже не так модно, и ягу сменяют другие дарители. В тоже время преемственность по женской линии сменяется преемственностью по мужской и, соответственно, меняется пол дарителя. Теперь это чаще всего мужчина (иногда и женщина, но только если и герой сказки женщина), один из предков героя. Связь с миром мертвых сохраняется тем, что предок этот тоже умерший. Например, мертвый отец. По-видимому, здесь прослеживается переход от культа духов природы к культу предков. Дар сменяется с лесного животного на коня, что затем ретроспективно переписывается и на ягу. Здесь интересно то, что живые родители героя чаще всего оказываются рохлями и размазнями, а умершие — могучими ебаками, с которыми у героя устанавливается тесная духовная связь.
Умирающий отец часто наказывает детям ночевать несколько ночей на его могиле. Здесь прослеживается связь с апотропеическими обрядами (оберегание от зла). Необходимо убедиться, что мертвец не восстанет и не пойдет в ближайшую пивную утолять жажду на деньги налогоплательщиков. Всегда надо быть аккуратным с такими вещами.
Наконец, дарителем может стать вообще любой мертвец, которому герой оказал услугу. Например, похоронив его или расплатившись с долгами.
Другой интересный вид дарителей — благодарные животные. Это может быть и рак, и ежик, и птичка, которых герой хотел чикнуть, но они вымолили себе пощаду, и почему-то посчитали, что милостивое соизволение героя их не убивать это дохуя повод для благодарности. Но иногда герой оказывает и всамделишную услугу, спасая животное от чего-то. Тут интересно то, что животные, которых герой решил не убивать, часто оказываются теми, которых убивать в принципе запрещено, потому что они тотемные предки данного рода, а потому священны. Типа, умирающие люди и тотемные животные перевоплощаются друг в друга, и, убивая тотемное животное, герой убивает своего братика или будущего сыночка. Некрасиво. То есть, они в некотором роде тоже предки, что созвучно предыдущему виду дарителей.
Иногда животные-дарители образуют гибриды с природными духами, тогда мы получаем всяких силенов, сатиров, леших и прочих зооморфных гадин. Ну тут уж на что каждая конкретная мифология горазда — сонмы подобных существ.
Это все основные виды дарителей — яга (духи леса), мертвые родители (духи предков) и благодарные животные (тотемные духи). В редких случаях они мутируют в более обыденные формы — должников, пленников и прочих. Но можно проследить их связь с основными типами.
Далее по плану — рассмотрение собственно даров.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 7. Волшебные помощники.
Когда герой выходит от дарителя (с даром, соответственно), его слепые блуждания сменяются на движение к цели по четко заданному вектору, а дар помогает ему с легкостью справляться с встающими на пути преградами. Дары бывают одушевленными (волшебные помощники) и неодушевленными (волшебные предметы). Сначала рассмотрим первые. Помощников огромное множество, поэтому рассмотреть каждого из них не представляется возможным, но можно выделить самых типичных.
Распространенным помощником является птица, задача которой — унести героя в тридесятое царство (помним, что царство это представляет собой загробный мир). И прежде, чем птица оказывается способной это сделать, ее приходится долгое время выкармливать. Здесь указывается на обряды, существовавшие у многих сибирских племен — тотемная птица (часто орел) несколько лет откармливалась, а потом убивалась. Предполагалось, что в загробном мире она расскажет высокопоставленным духам, как хорошо с ней обращались, что принесет процветание племени.
Как ни странно, близко к птице стоит конь. Крылатый конь. Кони вообще появились в человеческой культуре гораздо позже лесных зверей, и тут конь просто перенимает на себя функции птицы. Его тоже выкармливали (чтобы он обрел волшебную силу — вероятно, научился летать), и он тоже переносил героя в загробный мир. Но с конем, как с ближайшим спутником человека, связано гораздо больше. Здесь значение придается масти коня — чаще всего она белая, такой конь считается связанным с миром духов. И другая распространенная масть — рыжая. Такой конь ассоциируется с огнем. Огонь тоже выполняет роль загробного проводника в ряде обрядов (например, при помощи дыма от костра можно подняться на небо). Сжигание трупов отсюда же. Имеются также замогильные кони: во многих обрядах человека хоронили вместе с конем, чтобы тот ему помог добраться, куда там надо будет добираться на той стороне. И этого же коня даритель (мертвый отец, например) может подарить герою. Обычный конь с конюшни не годится, только замогильный! С конем там дофига всего еще связано. Есть и звездные кони, типа те, которые колесницу Ра носят, и водные кони (тут "Последнего единорога" вспомнил), и всякие иные.
Помимо животных, есть и антропоморфные помощники. Различные братье-акробатья или Мороз-трескун. С Морозом интересно. Вообще он враждебен человеку, но герою помогает, и именно потому, что тот перешел на сторону мертвецов. За нежить играет. Мороз выступает персонификацией сил природы. Еще есть богатыри Усыня, Горыня и Дубыня — персонификации рек, гор и леса, соответственно.
Здесь еще важно отметить то, что герой и его помощник это единое целое. Это связано с представлением о том, что в результате обряда инициации посвящаемый превращался во что-то другое, часто в то самое животное. Разделение на два отдельных существа в рамках сказки это уже более поздняя интерпретация.
#мифология #пропп
Когда герой выходит от дарителя (с даром, соответственно), его слепые блуждания сменяются на движение к цели по четко заданному вектору, а дар помогает ему с легкостью справляться с встающими на пути преградами. Дары бывают одушевленными (волшебные помощники) и неодушевленными (волшебные предметы). Сначала рассмотрим первые. Помощников огромное множество, поэтому рассмотреть каждого из них не представляется возможным, но можно выделить самых типичных.
Распространенным помощником является птица, задача которой — унести героя в тридесятое царство (помним, что царство это представляет собой загробный мир). И прежде, чем птица оказывается способной это сделать, ее приходится долгое время выкармливать. Здесь указывается на обряды, существовавшие у многих сибирских племен — тотемная птица (часто орел) несколько лет откармливалась, а потом убивалась. Предполагалось, что в загробном мире она расскажет высокопоставленным духам, как хорошо с ней обращались, что принесет процветание племени.
Как ни странно, близко к птице стоит конь. Крылатый конь. Кони вообще появились в человеческой культуре гораздо позже лесных зверей, и тут конь просто перенимает на себя функции птицы. Его тоже выкармливали (чтобы он обрел волшебную силу — вероятно, научился летать), и он тоже переносил героя в загробный мир. Но с конем, как с ближайшим спутником человека, связано гораздо больше. Здесь значение придается масти коня — чаще всего она белая, такой конь считается связанным с миром духов. И другая распространенная масть — рыжая. Такой конь ассоциируется с огнем. Огонь тоже выполняет роль загробного проводника в ряде обрядов (например, при помощи дыма от костра можно подняться на небо). Сжигание трупов отсюда же. Имеются также замогильные кони: во многих обрядах человека хоронили вместе с конем, чтобы тот ему помог добраться, куда там надо будет добираться на той стороне. И этого же коня даритель (мертвый отец, например) может подарить герою. Обычный конь с конюшни не годится, только замогильный! С конем там дофига всего еще связано. Есть и звездные кони, типа те, которые колесницу Ра носят, и водные кони (тут "Последнего единорога" вспомнил), и всякие иные.
Помимо животных, есть и антропоморфные помощники. Различные братье-акробатья или Мороз-трескун. С Морозом интересно. Вообще он враждебен человеку, но герою помогает, и именно потому, что тот перешел на сторону мертвецов. За нежить играет. Мороз выступает персонификацией сил природы. Еще есть богатыри Усыня, Горыня и Дубыня — персонификации рек, гор и леса, соответственно.
Здесь еще важно отметить то, что герой и его помощник это единое целое. Это связано с представлением о том, что в результате обряда инициации посвящаемый превращался во что-то другое, часто в то самое животное. Разделение на два отдельных существа в рамках сказки это уже более поздняя интерпретация.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 8. Волшебные предметы.
Помимо живых помощников, герою часто достаются в услужение разного рода материальные движимые артефакты, виды и значение которых Пропп рассматривает далее. Как живые, так и неживые помощники, функционально практически идентичны. Унесение в загробный мир возможно с помощью коня или с помощью ковра самолета — какая разница! Но есть и несколько особенностей. Перечислять все предметы нет никакого смысла, это может быть практически что угодно — от ягодки до двуручной палицы Мелькора. Пропп предлагает определить их в несколько больших групп, основываясь на общности происхождения.
Первая такая группа это части тел животных — когти, волоски, шкуры, зубы. По-видимому, древнейший тип. Обычно подобные талисманы, носимые в мешочке, дают герою власть над соответствующим животным. Здесь налицо своего рода симпатическая магия. Позднее функция талисмана от власти над частным животным обобщается на повышение удачи в целом. Так, вогульские охотники верят, что если носить с собой мордочку лисицы, то все будет удаваться.
Следующая группа — орудия. Здесь интересно то, что согласно традиционному верованию на успех охоты влияет не мастерство охотника или его экипировка, а использование правильных ритуалов и заклинаний, то есть обладание магической силой. Позднее эта магическая сила переносится на само орудие. То есть, орудие как бы само по себе начинает совершать большую часть работы. Так, топоры могут сами рубить деревья, а стрелы сами находить цели. Такие представления приводят к одушевлению и даже обожествлению орудий.
Некоторые предметы умеют вызывать духов. Здесь может быть что угодно, от кольца до волоска. Если в волосках мы опять видим симпатическую магию (волосок коня содержит всего коня), то если сила в кольце, то это уже следующий шаг, развитие концепции — сила открепляется от объекта призыва. Иногда для призыва нежити нужно курить трубку (кто бы сомневался), а иногда использовать специальное магическое огниво.
Особое место среди предметов занимает палочка. Ее особенность в том, что она не связана ни с животными, ни с орудиями, но с растениями, с землей. Принято считать, что общение с палочкой наполняет природной силой, переносит плодородие земли на человека. Наверное, поэтому и в баньках принято веничками хуяриться.
Другой интересный предмет — вода. Вода бывает живой, мертвой, сильной и слабой. Пропп полагает, что живая и мертвая, а также сильная и слабая это два названия одного и того же. Живая и мертвая вода не противоположны, но дополняют друг друга. Например, раненного человека сначала нужно спрыснуть мертвой водой, а потом живой, только тогда он излечивается. По-отдельности ничего не сработает. В верованиях греков упоминаются два источника, которые умерший встретит в царстве Аида. Испить строго наказывается только из одного — из мертвого! Мертвая вода — благо для мертвеца. Второй источник — живой, из него пить запрещено, ведь он способен вернуть мертвеца к жизни (что не положено!). Таким образом, обычай парного применения воды может иметь основание в том, что сначала мертвой водой человека добивали наверняка, а потом воскрешали живой водой. Интересно.
#мифология #пропп
Помимо живых помощников, герою часто достаются в услужение разного рода материальные движимые артефакты, виды и значение которых Пропп рассматривает далее. Как живые, так и неживые помощники, функционально практически идентичны. Унесение в загробный мир возможно с помощью коня или с помощью ковра самолета — какая разница! Но есть и несколько особенностей. Перечислять все предметы нет никакого смысла, это может быть практически что угодно — от ягодки до двуручной палицы Мелькора. Пропп предлагает определить их в несколько больших групп, основываясь на общности происхождения.
Первая такая группа это части тел животных — когти, волоски, шкуры, зубы. По-видимому, древнейший тип. Обычно подобные талисманы, носимые в мешочке, дают герою власть над соответствующим животным. Здесь налицо своего рода симпатическая магия. Позднее функция талисмана от власти над частным животным обобщается на повышение удачи в целом. Так, вогульские охотники верят, что если носить с собой мордочку лисицы, то все будет удаваться.
Следующая группа — орудия. Здесь интересно то, что согласно традиционному верованию на успех охоты влияет не мастерство охотника или его экипировка, а использование правильных ритуалов и заклинаний, то есть обладание магической силой. Позднее эта магическая сила переносится на само орудие. То есть, орудие как бы само по себе начинает совершать большую часть работы. Так, топоры могут сами рубить деревья, а стрелы сами находить цели. Такие представления приводят к одушевлению и даже обожествлению орудий.
Некоторые предметы умеют вызывать духов. Здесь может быть что угодно, от кольца до волоска. Если в волосках мы опять видим симпатическую магию (волосок коня содержит всего коня), то если сила в кольце, то это уже следующий шаг, развитие концепции — сила открепляется от объекта призыва. Иногда для призыва нежити нужно курить трубку (кто бы сомневался), а иногда использовать специальное магическое огниво.
Особое место среди предметов занимает палочка. Ее особенность в том, что она не связана ни с животными, ни с орудиями, но с растениями, с землей. Принято считать, что общение с палочкой наполняет природной силой, переносит плодородие земли на человека. Наверное, поэтому и в баньках принято веничками хуяриться.
Другой интересный предмет — вода. Вода бывает живой, мертвой, сильной и слабой. Пропп полагает, что живая и мертвая, а также сильная и слабая это два названия одного и того же. Живая и мертвая вода не противоположны, но дополняют друг друга. Например, раненного человека сначала нужно спрыснуть мертвой водой, а потом живой, только тогда он излечивается. По-отдельности ничего не сработает. В верованиях греков упоминаются два источника, которые умерший встретит в царстве Аида. Испить строго наказывается только из одного — из мертвого! Мертвая вода — благо для мертвеца. Второй источник — живой, из него пить запрещено, ведь он способен вернуть мертвеца к жизни (что не положено!). Таким образом, обычай парного применения воды может иметь основание в том, что сначала мертвой водой человека добивали наверняка, а потом воскрешали живой водой. Интересно.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 9. Переправа.
Далее рассматривается, как именно герой переправляется в загробный мир. Собственно момент пересечения границы. Как и с предыдущим разделом, здесь нет смысла систематизировать и рассматривать все способы по отдельности, ибо все они связаны единым происхождением, а именно — представлениями о посмертии и пути умершего в иной мир.
Иногда переправа происходит путем превращения в животное, и это также самый древний способ. Здесь интересно то, что часто такие способы вовсе не используют наиболее быстрых животных, что было бы логично. Это может быть бобер, заяц или утка. Так отражается охотничье прошлое человека, когда он еще не освоил ездовых животных. Впоследствии практических всех их вытесняет конь, что тоже логично и уже обсуждалось выше. Так же часты мотивы с птицами, причина чего тоже обсуждалась под предыдущим постом. Более поздняя версия превращения в животное — зашивание в его шкуру или помещение себя в тушу мертвого скота. И тут уже ясна видна прямая параллель с обрядами погребения. Во многих культурах так и делали — либо труп целиком зашивался в животное (чтобы при переправе злые демоны съели животное, а не человека в нем), либо просто облачали в шкуры. В Греции, кстати, этот обряд модифицировался, и в шкуру облачался не умерший, а отпевающий жрец. Для зашивания чаще всего использовались тотемные животные племени. Зашивание возможно только в туши крупных животных, так что обычай этот характерен только для культур скотоводов.
Дальнейшая эволюция этого обычая — то, что герой просто садится на соответствующее животное. Тут все зависит от того, где живет племя. У степных жителей это кони, у жителей побережья — птицы, ведь они способны улететь в море за горизонт, где по представлениям племени расположено царство мертвых.
У прибрежных же народов в качестве средства транспортировки в царство смерти бытуют разнообразные лодки, часто летающие (что опять связывает их с птицами). Оно и понятно, это было их основное средство передвижения. С помощью лодок люди часто и хоронились. Кстати, распространенный мотив сжигания лодки с покойником опять восходит к птицам — через сожжение лодка как бы превращается в летающую. А вот интересно, что для греков погребальные лодки не характерны. Греки почему-то боятся моря, считая его чуждой стихией, и мертвецов своих туда не посылают.
Иногда в загробный мир надо залезать по здоровенному дереву. Это снова имеет корни (кек) в связи с птицей. В обрядах погребения дерево как таковое встречается редко, лишь иногда мертвых хоронят в стволах или в кроне. Но Пропп считает, что первична здесь все же птица. Позднее дерево преобразуется в лестницы или ремни.
В качестве вывода Пропп заключает, что все эти способы имеют общее происхождение от животных, а их переход от одного к другому осуществляется наслоением новых представлений на более ранние.
#мифология #пропп
Далее рассматривается, как именно герой переправляется в загробный мир. Собственно момент пересечения границы. Как и с предыдущим разделом, здесь нет смысла систематизировать и рассматривать все способы по отдельности, ибо все они связаны единым происхождением, а именно — представлениями о посмертии и пути умершего в иной мир.
Иногда переправа происходит путем превращения в животное, и это также самый древний способ. Здесь интересно то, что часто такие способы вовсе не используют наиболее быстрых животных, что было бы логично. Это может быть бобер, заяц или утка. Так отражается охотничье прошлое человека, когда он еще не освоил ездовых животных. Впоследствии практических всех их вытесняет конь, что тоже логично и уже обсуждалось выше. Так же часты мотивы с птицами, причина чего тоже обсуждалась под предыдущим постом. Более поздняя версия превращения в животное — зашивание в его шкуру или помещение себя в тушу мертвого скота. И тут уже ясна видна прямая параллель с обрядами погребения. Во многих культурах так и делали — либо труп целиком зашивался в животное (чтобы при переправе злые демоны съели животное, а не человека в нем), либо просто облачали в шкуры. В Греции, кстати, этот обряд модифицировался, и в шкуру облачался не умерший, а отпевающий жрец. Для зашивания чаще всего использовались тотемные животные племени. Зашивание возможно только в туши крупных животных, так что обычай этот характерен только для культур скотоводов.
Дальнейшая эволюция этого обычая — то, что герой просто садится на соответствующее животное. Тут все зависит от того, где живет племя. У степных жителей это кони, у жителей побережья — птицы, ведь они способны улететь в море за горизонт, где по представлениям племени расположено царство мертвых.
У прибрежных же народов в качестве средства транспортировки в царство смерти бытуют разнообразные лодки, часто летающие (что опять связывает их с птицами). Оно и понятно, это было их основное средство передвижения. С помощью лодок люди часто и хоронились. Кстати, распространенный мотив сжигания лодки с покойником опять восходит к птицам — через сожжение лодка как бы превращается в летающую. А вот интересно, что для греков погребальные лодки не характерны. Греки почему-то боятся моря, считая его чуждой стихией, и мертвецов своих туда не посылают.
Иногда в загробный мир надо залезать по здоровенному дереву. Это снова имеет корни (кек) в связи с птицей. В обрядах погребения дерево как таковое встречается редко, лишь иногда мертвых хоронят в стволах или в кроне. Но Пропп считает, что первична здесь все же птица. Позднее дерево преобразуется в лестницы или ремни.
В качестве вывода Пропп заключает, что все эти способы имеют общее происхождение от животных, а их переход от одного к другому осуществляется наслоением новых представлений на более ранние.
#мифология #пропп
Цитата.
"Некоторые рецензенты охарактеризовали мое сочинение как примитивное: дескать, самая обыкновенная борьба между Добром и Злом, где все хорошее хорошо, и только; а дурное дурно, и только. Пожалуй, оно простительно (хотя Боромира по меньшей мере проглядели) для людей, читающих в большой спешке, да притом лишь отдельный фрагмент, и, конечно же, при отсутствии написанных раньше, но так и не увидевших света эльфийских хроник. Но эльфы не всецело благи и не всегда правы. И не столько потому, что заигрывали с Сауроном, сколько потому, что, с его ли помощью или без таковой были «бальзамировщиками». Им хотелось один пирог да съесть дважды: жить в смертном историческом Средиземье, поскольку эльфы прониклись к нему любовью (и, может статься, потому, что там они пользовались преимуществом высшей касты), так что они попытались остановить процесс перемен и ход истории, остановить его рост, сохранить его как декоративный садик или даже по большей части как глушь, где сами они могут быть «художниками», — и притом их тяготила печаль и ностальгические сожаления. Люди Гондора были по-своему таковы же: угасающий народ, чьи единственные «святыни» — это его гробницы. Но в любом случае это — повесть о войне, и, если война дозволена (по крайней мере в качестве темы и декораций), нет смысла жаловаться, что все приверженцы одной стороны отчего-то выступают против тех, кто на другой. Но у меня даже здесь не все так просто: есть, скажем, Саруман, и Денетор, и Боромир; и даже среди орков случаются раздоры и предательство" (с) Толкин, в письме Наоми Хатчинсон, 25 сентрября 1954 г.
#цитата
"Некоторые рецензенты охарактеризовали мое сочинение как примитивное: дескать, самая обыкновенная борьба между Добром и Злом, где все хорошее хорошо, и только; а дурное дурно, и только. Пожалуй, оно простительно (хотя Боромира по меньшей мере проглядели) для людей, читающих в большой спешке, да притом лишь отдельный фрагмент, и, конечно же, при отсутствии написанных раньше, но так и не увидевших света эльфийских хроник. Но эльфы не всецело благи и не всегда правы. И не столько потому, что заигрывали с Сауроном, сколько потому, что, с его ли помощью или без таковой были «бальзамировщиками». Им хотелось один пирог да съесть дважды: жить в смертном историческом Средиземье, поскольку эльфы прониклись к нему любовью (и, может статься, потому, что там они пользовались преимуществом высшей касты), так что они попытались остановить процесс перемен и ход истории, остановить его рост, сохранить его как декоративный садик или даже по большей части как глушь, где сами они могут быть «художниками», — и притом их тяготила печаль и ностальгические сожаления. Люди Гондора были по-своему таковы же: угасающий народ, чьи единственные «святыни» — это его гробницы. Но в любом случае это — повесть о войне, и, если война дозволена (по крайней мере в качестве темы и декораций), нет смысла жаловаться, что все приверженцы одной стороны отчего-то выступают против тех, кто на другой. Но у меня даже здесь не все так просто: есть, скажем, Саруман, и Денетор, и Боромир; и даже среди орков случаются раздоры и предательство" (с) Толкин, в письме Наоми Хатчинсон, 25 сентрября 1954 г.
#цитата
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 10. О змие.
Далее Пропп решает обсудить образ змея и мотив змееборчества, которые занимают важное место во многих мифологиях. Несмотря на всю важность и распространенность этого образа, известно о нем удивительно мало. В самых древних своих проявлениях змей всегда многоголов и всегда ассоциируется с огнем, и это, пожалуй, единственные неизменные и четко описанные его черты в сказках. Почему-то змей постоянно упоминается, но никогда не описывается детально. Интересно, что к огненной стихии иногда прибавляются водная (Змей Черноморский) или земная/горная (Змей Горыныч), но они дополняют, а не исключают друг друга.
Чаще всего змей занимаются тем, что похищает женщин (вспоминается "Змей" Мельницы). Иногда вместо похищения он вселяется в тело женщины или осаждает город и требует себе женщину для супружества. Также он иногда охраняет речной переход. Тут видится функция, аналогичная яге, но Пропп полагает, что яга охраняет внешние границы царства мертвых, а змей — самое его сердце.
Змей имеет очень тесную связь с героем. Пропп полагает, что змей неуязвим для всего и бессмертен, и только герой может его уничтожить. При этом змей об этом прекрасно знает, как знает и то, что герой победит. Во время боя змей пытается не ранить героя своими когтями или клыками, но вбить его в землю. А после победы над ним (одновременным отрубанием всех голов) труп необходимо обязательно сжечь. Это, пожалуй, все, что сказка сообщает о змее.
Откуда же берется такой замечательный образ? Одна группа исследователей считает, что образ змея это реминисценция об исчезнувших доисторических животных, но Пропп с этим не согласен, ведь откуда бы древние люди о них знали. Еще есть солярная теория, которая утверждает, что герой это светлая сторона Луны, а змей — темная. Но эта теория, по-моему, вообще ничего не объясняет. Этими двумя теориями все и исчерпывается. Не густо. Ну, есть еще большой корпус работ, рассматривающих змеев в различных культурах и отдельных группах сюжетов, но не затрагивающих происхождения этого образа.
Пропп рассуждает, что образ змея и змееборчества появляется одновременно с государственностью и может быть как-то с ней связан. Он предлагает проследить, как этот образ эволюционировал в разных культурах и таким образом выявить его основания. Чем и обещает заняться далее.
#мифология #пропп
Далее Пропп решает обсудить образ змея и мотив змееборчества, которые занимают важное место во многих мифологиях. Несмотря на всю важность и распространенность этого образа, известно о нем удивительно мало. В самых древних своих проявлениях змей всегда многоголов и всегда ассоциируется с огнем, и это, пожалуй, единственные неизменные и четко описанные его черты в сказках. Почему-то змей постоянно упоминается, но никогда не описывается детально. Интересно, что к огненной стихии иногда прибавляются водная (Змей Черноморский) или земная/горная (Змей Горыныч), но они дополняют, а не исключают друг друга.
Чаще всего змей занимаются тем, что похищает женщин (вспоминается "Змей" Мельницы). Иногда вместо похищения он вселяется в тело женщины или осаждает город и требует себе женщину для супружества. Также он иногда охраняет речной переход. Тут видится функция, аналогичная яге, но Пропп полагает, что яга охраняет внешние границы царства мертвых, а змей — самое его сердце.
Змей имеет очень тесную связь с героем. Пропп полагает, что змей неуязвим для всего и бессмертен, и только герой может его уничтожить. При этом змей об этом прекрасно знает, как знает и то, что герой победит. Во время боя змей пытается не ранить героя своими когтями или клыками, но вбить его в землю. А после победы над ним (одновременным отрубанием всех голов) труп необходимо обязательно сжечь. Это, пожалуй, все, что сказка сообщает о змее.
Откуда же берется такой замечательный образ? Одна группа исследователей считает, что образ змея это реминисценция об исчезнувших доисторических животных, но Пропп с этим не согласен, ведь откуда бы древние люди о них знали. Еще есть солярная теория, которая утверждает, что герой это светлая сторона Луны, а змей — темная. Но эта теория, по-моему, вообще ничего не объясняет. Этими двумя теориями все и исчерпывается. Не густо. Ну, есть еще большой корпус работ, рассматривающих змеев в различных культурах и отдельных группах сюжетов, но не затрагивающих происхождения этого образа.
Пропп рассуждает, что образ змея и змееборчества появляется одновременно с государственностью и может быть как-то с ней связан. Он предлагает проследить, как этот образ эволюционировал в разных культурах и таким образом выявить его основания. Чем и обещает заняться далее.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 11. Дальше про змиев.
Ну так вот, Пропп полагает, что мотив змееборства возник из мотива поглощения. Дело в том, что самые древние змии зохавывали героя. И здесь все опять восходит к обрядам инициации, одной из форм которых было пролезание через здание, символизировавшее чрево какого-то животного. Например, в Австралии это было высохшее русло реки, над которым возводился навес. Это уже само по себе напоминает змея. Считалось, что пребывание в желудке зверя даровало магические способности, в частности, власть над самим змеем. Ну и позднее все это находит отражение и в мифологии, где проглатывание чудовищем тоже является частым сюжетом. В более поздних формах проглатывание может замениться на обвивание, помещение в гнездо или поглощение водой, но суть та же. И даже боги рождаются через пожирание, как Кронос поглотил и отрыгнул своих детей или пророк Иона, извергнутый китом. Интересно, что во всех этих мифах и обрядах змей пока еще не злой, а самый настоящий благодетель, добряк. Змей поглощает героя исключительно для того, чтобы даровать тому и его племени знание и силу.
Кстати, соседствуют две формы поглощения: герой может прийти к неподвижному змею, быть им откушанным и отрыгнутым, и спокойно пойти домой с новыми скиллами; либо же змей может поглотить героя и унести его в далекую страну (снова аллегория на посещение царства мертвых). Пропп видит тут принципиально новое явление — переход от статики к динамике. Он постулирует, что для производства таких мифов нужно было познать пространство на опыте, то есть, совершая дальние путешествия. А это характерно в основном для морских народов. И действительно, "динамичные" пожирания характерны в основном для таковых.
Итак, нужно понять, как змей из добряка и дарителя становится боссом, которого надо сразить. Пропп считает, что происходит это, когда обряд инициации уже перестал практиковаться, а связанные с ним мифы остались. Люди начали забывать первоначальный смысл и задаваться вопросом, а с какого вообще перепугу змей должен нас сжирать. Герой постепенно начинает бороться с поглотителем. Сначала эта борьба происходит лишь в чреве — героя съели и он пытается освободиться. Тут чаще всего фигурируют рыбы. Герой мог отрезать кусочек рыбьей печени и съесть его, чтобы рыба его выплюнула, или развести у нее в чреве костер, или вставить в пасть копье. Ну и с течением времени борьба замещается уже наружной, раз на раз. Характерно, что и в этих случаях очень часто надо что-то сделать с пастью змея, например, бросить в нее что-нибудь. Это отголосок старых форм. Ну а еще позднее все это упрощается уже до обычной битвы на палицах и когтях.
Интересен еще такой момент: ранние мифы возникали в доклассовом обществе. Здесь поглощенный спасает себя сам и сам получает ништяки. Когда начинает иметь место быть некоторого рода классовое расслоение, то мотив преобразуется: кушают уже одного, а спасает его другой, типа более благородный. Может поэтому стали похищать преимущественно женщин, чтобы доблестные рыцари их спасли?
Повествование Пропп сопровождает множеством примеров из разных культур, которые делают его достаточно убедительным. Я вижу действительно последовательную эволюцию от одного к другому. Очень интересно!
#мифология #пропп
Ну так вот, Пропп полагает, что мотив змееборства возник из мотива поглощения. Дело в том, что самые древние змии зохавывали героя. И здесь все опять восходит к обрядам инициации, одной из форм которых было пролезание через здание, символизировавшее чрево какого-то животного. Например, в Австралии это было высохшее русло реки, над которым возводился навес. Это уже само по себе напоминает змея. Считалось, что пребывание в желудке зверя даровало магические способности, в частности, власть над самим змеем. Ну и позднее все это находит отражение и в мифологии, где проглатывание чудовищем тоже является частым сюжетом. В более поздних формах проглатывание может замениться на обвивание, помещение в гнездо или поглощение водой, но суть та же. И даже боги рождаются через пожирание, как Кронос поглотил и отрыгнул своих детей или пророк Иона, извергнутый китом. Интересно, что во всех этих мифах и обрядах змей пока еще не злой, а самый настоящий благодетель, добряк. Змей поглощает героя исключительно для того, чтобы даровать тому и его племени знание и силу.
Кстати, соседствуют две формы поглощения: герой может прийти к неподвижному змею, быть им откушанным и отрыгнутым, и спокойно пойти домой с новыми скиллами; либо же змей может поглотить героя и унести его в далекую страну (снова аллегория на посещение царства мертвых). Пропп видит тут принципиально новое явление — переход от статики к динамике. Он постулирует, что для производства таких мифов нужно было познать пространство на опыте, то есть, совершая дальние путешествия. А это характерно в основном для морских народов. И действительно, "динамичные" пожирания характерны в основном для таковых.
Итак, нужно понять, как змей из добряка и дарителя становится боссом, которого надо сразить. Пропп считает, что происходит это, когда обряд инициации уже перестал практиковаться, а связанные с ним мифы остались. Люди начали забывать первоначальный смысл и задаваться вопросом, а с какого вообще перепугу змей должен нас сжирать. Герой постепенно начинает бороться с поглотителем. Сначала эта борьба происходит лишь в чреве — героя съели и он пытается освободиться. Тут чаще всего фигурируют рыбы. Герой мог отрезать кусочек рыбьей печени и съесть его, чтобы рыба его выплюнула, или развести у нее в чреве костер, или вставить в пасть копье. Ну и с течением времени борьба замещается уже наружной, раз на раз. Характерно, что и в этих случаях очень часто надо что-то сделать с пастью змея, например, бросить в нее что-нибудь. Это отголосок старых форм. Ну а еще позднее все это упрощается уже до обычной битвы на палицах и когтях.
Интересен еще такой момент: ранние мифы возникали в доклассовом обществе. Здесь поглощенный спасает себя сам и сам получает ништяки. Когда начинает иметь место быть некоторого рода классовое расслоение, то мотив преобразуется: кушают уже одного, а спасает его другой, типа более благородный. Может поэтому стали похищать преимущественно женщин, чтобы доблестные рыцари их спасли?
Повествование Пропп сопровождает множеством примеров из разных культур, которые делают его достаточно убедительным. Я вижу действительно последовательную эволюцию от одного к другому. Очень интересно!
#мифология #пропп
Цитата.
"Мыслю я исторически. Средиземье — это не воображаемый мир. Само название — это современная форма (возникшая в XIII в. и сохранившаяся до сих пор) слова midden-erd > middel-erd, древнее название oikoumenē, обиталища людей, объективно существующего реального мира, употребляющееся именно в противопоставление мирам воображаемым (как Волшебная Страна) или мирам незримым (как Небеса и Ад). Театр действий моих преданий — это наша земля, та, на которой мы живем сейчас, хотя исторический период — воображаемый. Основные элементы этого обиталища все в нем присутствуют (по крайней мере для жителей С-3. Европы), так что вполне естественно, что оно кажется знакомым, хотя отдаленность во времени придает ему определенное очарование.
Люди действительно отправляются и испокон веков отправлялись в путешествия и квесты, вовсе не ставя себе целью разыграть аллегории жизни. Сказать, будто «путешествовать могут лишь богачи и те, кто в отпуске», было бы неправдой, идет ли речь о прошлом или о настоящем. Большинство людей хоть сколько-то да путешествуют. Далеко или близко, по делам или просто чтобы съездить «туда и обратно», это особого значения не имеет. Как я попытался выразить в дорожной песне Бильбо, даже послеобеденная прогулка может оказаться важной. Не успел Сэм добраться до Лесного Края, как уже испытал потрясение. Потому что если и есть что-то в путешествии любой протяженности, так для меня это вот что: избавление от растительного состояния беспомощного, пассивного страдальца, упражнение воли и подвижности, пусть и малое, — и любопытства тоже, без которого разум притупляется. (Хотя, конечно же, все это — мысли «задним числом» и основная суть — не в этом. Для рассказчика путешествие — замечательный прием. Это — прочная нить, на которую возможно нанизать множество всего им задуманного, чтобы создать нечто новое, разнообразное, непредсказуемое и в то же время гармоничное. В выборе именно этой формы я руководствовался соображениями чисто техническими)" (с) Толкин, из заметки к рецензии У. Х. Одена на "Возвращение Короля"
#цитата
"Мыслю я исторически. Средиземье — это не воображаемый мир. Само название — это современная форма (возникшая в XIII в. и сохранившаяся до сих пор) слова midden-erd > middel-erd, древнее название oikoumenē, обиталища людей, объективно существующего реального мира, употребляющееся именно в противопоставление мирам воображаемым (как Волшебная Страна) или мирам незримым (как Небеса и Ад). Театр действий моих преданий — это наша земля, та, на которой мы живем сейчас, хотя исторический период — воображаемый. Основные элементы этого обиталища все в нем присутствуют (по крайней мере для жителей С-3. Европы), так что вполне естественно, что оно кажется знакомым, хотя отдаленность во времени придает ему определенное очарование.
Люди действительно отправляются и испокон веков отправлялись в путешествия и квесты, вовсе не ставя себе целью разыграть аллегории жизни. Сказать, будто «путешествовать могут лишь богачи и те, кто в отпуске», было бы неправдой, идет ли речь о прошлом или о настоящем. Большинство людей хоть сколько-то да путешествуют. Далеко или близко, по делам или просто чтобы съездить «туда и обратно», это особого значения не имеет. Как я попытался выразить в дорожной песне Бильбо, даже послеобеденная прогулка может оказаться важной. Не успел Сэм добраться до Лесного Края, как уже испытал потрясение. Потому что если и есть что-то в путешествии любой протяженности, так для меня это вот что: избавление от растительного состояния беспомощного, пассивного страдальца, упражнение воли и подвижности, пусть и малое, — и любопытства тоже, без которого разум притупляется. (Хотя, конечно же, все это — мысли «задним числом» и основная суть — не в этом. Для рассказчика путешествие — замечательный прием. Это — прочная нить, на которую возможно нанизать множество всего им задуманного, чтобы создать нечто новое, разнообразное, непредсказуемое и в то же время гармоничное. В выборе именно этой формы я руководствовался соображениями чисто техническими)" (с) Толкин, из заметки к рецензии У. Х. Одена на "Возвращение Короля"
#цитата